Гамлет, или Долгая ночь подходит к концу - [171]

— Стало быть, не кто иной, как я, разрушил нашу семью?

— Эдвард, прошу вас. О вас вообще нет речи.

— Почему, доктор? Кто же взбаламутил эту уже устоявшуюся жизнь?

— Я. Ибо я поселил вас в их доме. Я уступил вашей матери. Она на меня наседала. Подстегивала. Я дал себя использовать. Задолго до того, как вас ранило, даже до того, как вы пошли на войну, я знал, с какими мыслями носилась ваша матушка. Она хотела разрыва. Хотела уйти из дому. В отличие от меня, ее интересовал конечный результат, и она предвидела последствия.

Эдвард сжал кулаки.

— Моим доверием она злоупотребила, так же как и вашим. И меня она использовала в своих целях.

— Все равно, лавину нельзя было остановить. Разрыв был навязчивой идеей вашей матери. Отец не знал, что происходило. Иногда я думаю: как бы мы ни поступили, лавина обрушилась бы. Ваша мать стремилась довести все до логического конца. В последние годы буквально каждый раз, когда она на несколько дней ложилась в мою клинику, мне приходилось с ней бороться. Когда вы приехали, все уже было предопределено.

— Стало быть, не следовало пускать меня в этот дом. Стало быть, вы совершили преступление, доктор.

Доктор Кинг сидел тихо, сцепив руки на коленях.

— Это я сам себе говорю. Не будьте таким жестоким, Эдвард. Я обвиняю себя. Но я думал о вас, только о вас, о том, чтобы поставить вас на ноги. Путь, предложенный вашей матушкой, показался мне приемлемым. Дело вашего исцеления передавалось в ваши руки. Я не ожидал, что это приведет к таким последствиям. — Доктор Кинг нахмурился. — Кажется, будто все это было заранее подстроено. Единственным виновником оказался я.

Вот как это выглядит в представлении доктора, подумал Эдвард. Он говорит: подстроено, а я угадываю за своими словами какой-то ранее написанный текст, а за разумом — целый наблюдательный совет, который управляет и нашим сознанием, и подсознанием.

Эдвард взял за руку врача.

— Давайте оставим все это, доктор. Просто вы исполнили в нашем доме роль провидения. Скажите лучше, что с отцом? Где он теперь?

— Я приехал сюда ради него тоже. Думал, у вас есть его адрес. Надо уладить кое-какие дела; отец назначил одного адвоката своим поверенным, и тот обратился ко мне с просьбой дать ваш адрес — адвокат хочет сообщить вам, что он распоряжается банковским счетом отца и что вам следует обращаться к нему по всем финансовым вопросам. То же самое я должен передать Кэтлин.

— Благодарю. Так где же теперь отец?

— Не знаю.

— Его разыскивают? Полиции сообщили об его исчезновении?

— О чем вы говорите? Он удалился добровольно. Адвокат получил от него открытку из Шотландии всего дней пять назад.

— Что он пишет?

— Просил выслать деньги. И больше ничего. Он путешествует. Скрылся от всех. Для него это оказался тяжелый удар, что, впрочем, нетрудно было предугадать.

— А — я?

— Не понимаю. Что с вами?

— Разве для меня это не было тяжелым ударом?

— Вы скоро поправитесь. Ведь вы молоды.

Эдвард подсел к врачу ближе и прошептал:

— Вам известно, что я не Эллисон?

Доктор удивленно пожал плечами.

— Вам известно, что я не его сын?

— Вы бредите, Эдвард. Почему это пришло вам в голову?

— Мне сказала мать.

— Что вам сказала ваша матушка?

— Будто я не сын Гордона Эллисона, в чьем доме считался сыном, будто я сын другого человека, с которым она находилась в связи до Гордона или уже будучи в браке с Гордоном.

— Это она вам сказала?

— Да, не могла больше скрывать, ведь настала минута ее торжества, наш дом рухнул.

Доктор Кинг:

— Мне она никогда не говорила ничего подобного. Я знал, что отец не был чрезмерно нежен с вами в ту пору, когда вы были ребенком. Обычная отцовская ревность, если мать питает преувеличенно сильную любовь к сыну. Кроме того, ваш отец отличался вспыльчивостью; между родителями даже в вашем присутствии разыгрывались бурные сцены. Раньше. Возможно, что в один из припадков бешенства отец потерял голову и набросился на вас. Но я могу выдать вам один секрет: не так давно — это было после того, как вас ранили, — не так давно Гордон пришел в клинику и со слезами на глазах рассказал о полученном известии. Он по-настоящему плакал. В первый раз я видел Гордона плачущим. Он боялся самого страшного и спрашивал, какие у вас шансы выздороветь. В этот раз отец сказал буквально следующее: он, Гордон, должен покаяться, ибо тяжело провинился перед вами, он как безумный ревновал к вам, злобствовал. Его самое заветное желание, чтобы вы опять стали здоровым и чтобы он помирился с вами. Гордон хотел заслужить ваше прощение.

— И тут явился я, напал на него и выжил его из дому… Но ведь она уверяла, будто я вообще не его сын, будто я родился не от него.

— Такого рода небылицы люди придумывают в состоянии аффекта.

— Я незаконнорожденный. Больше я не называю себя Эллисоном. Мне не надо его денег.

— Вы сошли с ума. Ваша мать сказала это, будучи в ссоре с Гордоном, либо она хотела довести его до белого каления, либо решила полностью отвратить вас от отца, перетянуть на свою сторону.

— Что она сделала со мной… Со всеми нами.

После отъезда доктора Кинга Эдвард все же связался с адвокатом отца, дал ему свой адрес, просил посылать ежемесячно определенную сумму, так как хотел возобновить прерванные занятия: в последующих письмах он слезно умолял адвоката написать, где находится отец. Он должен срочно увидеться с ним.