Гамбит Маккабрея - [23]

Итак, мы отобедали рано — простеньким «боллито мисто»,[54] в круговерти искрящихся реплик, вроде: «Передай соль, пожалуйста, дорогуша» или «Ох батюшки, жаль, что так с вином». Моим финальным «жёдэспри»[55] было: «Иоанна, дорогая, мне кажется, я отправлюсь на боковую пораньше, не возражаешь?» Она была готова к такому удару: одарив меня милейшей из улыбок, сказала, что не возражает ничуть, поскольку сейчас по телевизору как раз начинается фильм ужасов.

Должно быть, двумя часами позже она проникла в мою гардеробную и сообщила, что фильм ужасов перепугал ее до ужаса.

— Ну-ну, — сонно пробормотал я, похлопывая ее там, где должна была находиться ночная сорочка. После чего Иоанна осведомилась, что пошло не так при покушении, и я сказал, что патрон никак не желал залезать в казенник. Поначалу она, видно, не постигла, пришлось ей как бы демонстрировать. Несколько минут спустя она сказала, что поняла почти все, кроме действий затвора. Я спустился смешать нам выпить. Играем на время, вы же понимаете.

Заснула она, вероятно, минут тридцать спустя: баллистика — очень скучный предмет.

Незадолго до зари Иоанна снова потрясла меня. Я угрюмствовал. Я всегда угрюмствую в этот час.

— Чарли-дорогуша, — произнесла она. — Я не понимаю одного. — Я воспроизвел неубедительную фонограмму сна, но тщетно. — Слышишь, Чарли? В обойме должно было лежать три патрона, правда?

— Ох, ну что ж, — сказал я.

10 Маккабрею дают совершенно простое — нет, восхитительное — задание, и он умудряется пустить его псу под хвост

…и кусты сомкнулись

За ней, и эхо вторило: «Дурак».

«Мерлин и Вивьен»[56]

И ВСЕ РАВНО, ЧАРЛИ-ДОРОГУША, — сказала она, пока я мотылял безжизненный ломтик бекона по тарелке для завтрака. — И все равно, тебе не чересчур удалось, правда? Покушение то есть? Человек из ЦРУ наверняка бы проверил все патроны до единого — цэ-эрушные шишки, говорят, никаких оправданий и слушать не желают.

Единственное остроумное возражение на это, пришедшее мне в голову, было таково, что подобное ему я бы ни за что не помыслил адресовать нежновзращенной миллионерше, и потому я придержал язык и с ненавистью пырнул жареное яйцо.

— Быть может, — продолжала она, — это задание оказалось для тебя крутоватым: как ты сам часто говоришь, ты уже не юноша, да?

Применив силу запястья и кисти — о продолжающемся наличии коей силы в себе я даже не подозревал, — я одним ударом ножа рассек ломтик хрустящего жареного хлеба, отправив половину в полет через всю комнату, словно тарелочку для стрельбы.

— Поэтому, — сказала Иоанна, — я придумала для тебя одно маленькое задание, которое ты сочтешь простым и восхитительным.

Я испустил череду осторожных недоверчивых звуков, которые могли или не могли быть слышимы за чавканьем жареным хлебом.

— Тебе понадобится лишь подружиться — очень крепко подружиться — с красивой молодой женщиной. Она — нечто вроде моего делового партнера в одном конфиденциальном предприятии, и у меня такое чувство, что она протекает. О перестань же воздевать так глупо брови, дорогуша, — ты отлично понимаешь, о чем я: она немного слишком разговорчива с нашими… э… конкурентами. Я хочу, чтобы ты подобрался к ней поближе — причем трать сколько влезет. Так, словно ты устал носить с собой всю эту кучу денег. От такого обращения она станет пялиться на тебя с обожанием. Затем начинай ухлестывать — и посмотрим, действительно ли она так болтлива, как я подозреваю. Можешь намекнуть, что ты журналист-расследователь одной из английских воскресных газет, хм?

Мои нож и вилка обрушились на тарелку — посуда поменьше просто раскололась бы напополам, — а сам я встал, излучая арктический взор, от которого просто увяла бы женщина поменьше.

— Есть вещи, — чопорно произнес я, — которых совершенно немыслимо требовать от мужчины. Покушаться на жизнь царствующей особы — да. Изображать журналиста воскресной газеты — нет.

— Прости меня, дорогуша, — торопливо залопотала Иоанна, — мне, быть может, не хватило, э-э, проницательности, когда я это предложила. Тогда, наверное, можно намекнуть, что ты крупный инвестор и слыхал, что у нее может оказаться некая инсайдерская информация по некой очень симпатичной сделке — как раз ее кусочек тебе очень хотелось бы приобрести, и в доказательство у тебя имеется бумажник. Но сначала подберись к ней поближе, завоюй ее доверие; я уверена, что она сочтет тебя восхитительным. Да мама родная, я же тебя восхитительным считаю, разве нет?

Я снова уселся, но завтрак мой долее не чаровал меня: он выглядел жестокой пародией на Кандинского.[57]

— Очень хорошо, — наконец вымолвил я. — Как и где я должен захороводиться с этой дамой?

— Сегодня вечером, дорогуша. Все уже улажено. Ее зовут Лоретта. Ты будешь ее партнером на приеме: это всего-навсего Нефтяное Арабское Посольство, поэтому не стоит охотиться за белой бабочкой и фраком, простой смок вполне сгодится. Извини, я имела в виду обеденный пидж.

Лоретта оказалась владелицей эдакого изумительно уязвимого лица, похожего на цветочек; казалось, ее глаза вечно готовы переполниться слезами счастья, а щедрые губы искусаны в тысяче зверских поцелуев. Я поймал себя на том, что мне хочется ее защитить, — ведь все, на самом деле, сводится к этому, не так ли? Насколько бы я ни был молодым мужем, мне до боли возжелалось выяснить, соответствует ли все остальное в ней обещаниям этого милого личика.