Гамаюн - [2]

С водителем угадал. Когда я сошел – он спокойно посвистел дальше: сатори оно и на Неве сатори[1], а мир иллюзорен, в особенности «молодая ингерманландская демократия». Путь от «Синдбада» до «Чарли» и обратно занял десять минут; обслуга яхт-клуба еще не успела пустые баки закатить. Два броска и три переката – я в «домике». Там, конечно, попахивало – это, к несчастью, оказался бак из-под пищевых отходов, но за последние годы я привык к ароматическим концертам и покруче.

Вскоре около бака появились какие-то люди и стали разговаривать на малопонятном языке, малайском, что ли («сегера кита перги ке рума»). Они и покатили мой «домик», шлёпая ногами во вьетнамках. Через пару минут остановка. Когда голоса стихли и ноги ушли, я осторожно выглянул из бака. Взгляду предстал двор, рядом была стена с дверью. Это, похоже, тыловая часть ресторана «Фрегат», спереди-то он выглядит, как шканцы большого парусника.

За дверью содержались овощи и фрукты со всех сторон света – эх, попробовать бы экзотическую чиримойю, но, увы, я на задании. Темно и холодно, фруктам – хорошо, меня же дрожь зубовная одолевает. По счастью, и отсюда нашелся выход. В следующем помещении мне повстречался человек малоквалифицированного труда, который сосредоточенно рылся в коробке с дурианами, выискивая самый лучший. Я предвидел подобную нечаянную встречу, поэтому воспользовался шприцем, купленным с рук у обдолбанного фельдшера около больнички для бедных. Человек, схваченный за челюсть, получил укол – который обычно делает анестезиолог – и, чуть поерзав насчет повернуться, полностью отключился. Для надежности я запихнул его в полупустой ящик с фрута бомба, той самой, что повышает потенцию у старых развратников. Затем поменял свою зеленую униформу «AWB» на его желтую. Попутно подивился татуировке на его волосатой спине с изображением имярек в саду с гуриями – религиозный запрет на изображения был нарушен надеждой на лучшее будущее.

Ответственно возложив на плечо коробок со столь полезными для эрекции фруктами, я вышел в коридор, уводящий куда-то вглубь здания.

Прошел по коридору метров десять и оказался возле двери с загадочной надписью «Ландж». Тут меня грозно окликнули: «Гюнюню». Сзади приближался кто-то, говорящий на одном из языков тюркской группы. Поскольку некогда на отдыхе, от нечего делать, я прочитал русско-турецкий разговорник, то различил многие слова, или мне показалось, что различил. «Зачем ходишь тут, Мамед? Тебе куда сказали тащить эти фрукты, сын осла?»

В самом деле, человеку, даже опытному, свойственно видеть в непонятном явлении что-то знакомое и безопасное.

«Сын осла», то есть я, проворчал в ответ нечто невразумительное типа «ай, вай, забыл». А когда менеджер «Синдбада» приблизился достаточно близко, то напоролся. Я лягнул его ногой в пах, а уже согнувшегося – ударил тяжелой коробкой по чайнику. «Вот такие теперь фрукты вырастают», – шепнул ниндзя, в которого я обратился, поверженному менеджеру среднего звена. Выведенного из строя гражданина затащил в туалет для персонала. Позаимствовал у него костюм, причем оголенное тело жертвы показало голографическую тату с изображением генерала Джохара, сосущего что-то похожее на волчицу.

Для надежности прихватим руки менеджера изолентой, рот залепим пластырем, отдирать, правда, потом придётся вместе с усами – отдохни, сердечный, в обнимку с унитазом.

И вот, украсив свою личность ладным костюмом с эмблемой яхт-клуба, я прошел через тот самый «ландж», стараясь смотреть в противоположную сторону от находящихся там клиентов. Потом в режиме таймлапс проскочил через зал ресторана, где в интимном полумраке скользили официантки в полинезийских юбочках – это такие, через которые всё видно, особенно тугие «булочки» – и оказался на ярком словно бы посыпанном серебряной пудрой газоне. Мимо бассейна и теннисного корта добрался до мастерских, за ними был эллинг, ведущий к пирсам. Пока план не обманул меня.

Господин Адоманис не успевает заорать от испуга, когда я оказываюсь у него в каюте. Доверенное лицо адмирала Кульчицкого и его посредник у меня в руках. Через него Кульчицкий договаривался о сдаче Питера атлантистам.

– Поплыли, если не хочешь, чтобы тебе случайно проткнули пузо, – намекаю я и играю пальцами на большой транжирной вилке, позаимствованном в ресторане. Машинально рассматриваю собранные хозяином яхты раритеты: ром ямайский в бутылке XVII века, трубка голландская с работоргового Кюрасао, штурвал с затонувшего корабля, плетка-девятихвостка сat o' nine tails, которой основоположники демократии потчевали своих матросов. На переборке и динамическая фотка какой-то бабёнки: ботоксные губищи на пол-лица и нанопружинки в сиськах.

– А, отставной муж, давно не виделись, – странно отзывается Адоманис. – Хвалю, ты пронырливый. Сколько тебе надо, чтобы ты свалил навсегда?

Это за кого он меня принимает? Хотя с другой стороны, зачем ему помнить какого-то офицерика?

– Вопрос неверный, я с тобой жён не делил. Надо спросить «куда ж нам плыть»? К твоему другу адмиралу.

С палубы послышался капризный женский голос:

– Милый, я устала ждать, бросай свою яхту и полетели в «Робур».