И Зою Николаевну тоже разобрал смех. Заразилась от детей. Зоя Николаевна не выдержала и залилась тонким серебристым смехом. "Ха-ха-ха-ха-ха",- заливалась Зоя Николаевна, не в силах совладать с собой,- "ха-ха-ха-ха-ха"...
Виновник ликования, всеобщее посмешище, стоял возле ее стола с грязными вывернутыми карманами брюк. Из его черных, как угли, глаз сбегали по длинному лицу горючие слезы, и вдруг сквозь свой непедагогический смех, сквозь смех детей Зоя Николаевна услышала, как мальчик шепчет отчаянно и самозабвенно.
- Господи,- шептал мальчик,- прости их. Господи, прости их и помилуй! Они невинные, добрые, они хорошие, Господи!
Зоя Николаевна перестала смеяться и, продолжая держать галоши в руке, во все глаза глядела на мальчика. И тут она заметила, что над головой этого неопрятного первоклассника, над его стриженной под ноль головкой светится тонкий, как корочка льда, кружок нимба. - Я их люблю. Господи! - шептал мальчик. Святой! - обмерла учительница, и ее лицо ужасно поглупело.
- Что у вас происходит?! - В дверях вырос директор.Сумасшедший дом! Прекратить!
Все замерло. Зоя Николаевна стояла с детскими галошами в руке и бессмысленным взглядом смотрела на директора.
- Вы мне срываете занятия в школе! - зашипел на нее директор, тряся косой челкой.- Выйдете в коридор!
Ничего не понимая, как во сне, Зоя Николаевна вышла в коридор с галошами. Директор закрыл дверь класса - сейчас же там вновь загалдели осиротевшие дети.
- Это что еще за галоши? - спросил директор со зверским лицом.
- Одного мальчика,- пролепетала Зоя Николаевна,- он, понимаете ли,- она расширила глаза,- оказался святой...
Директор взял из рук Зои Николаевны маленькие галоши, положил на широкую ладонь, задумчиво рассмотрел их кисельные внутренности.
- Зоя Николаевна! - сказал он, гоня ей в лицо резкую вонь из мужского рта.- Так больше в самом деле нельзя. У меня тринадцатиметровая комната. В самом центре. Переезжайте ко мне. Будьте моей женой.
Зоя Николаевна слабо вскрикнула и полетела с пожарной лестницы спиной вниз.
