Галопом по Европам - [4]

Спину отпустило. Можно было спускаться на землю.

Михайло не особо любил лазать по деревьям. К тому же ствол сосны был предательски гладок. Тяжело вздохнув, медведь обнял его лапами и, словно матрос, заскользил вниз. Оставив несколько клоков бурого меха на случайных сучках, Ломоносыч уперся пятой точкой в мягкий дерн.

– Фух! – Михайло осторожно разжал лапы, отодвинулся от сосны.

Он развалился на траве, глубоко дыша и расслабляя тело. Воздух с шумом выходил из медвежьего носа. Восстановив силы, Ломоносыч перестал сопеть, вслушался в звуки ночного леса. Кроме беспрестанного шороха листьев, накатывавшего со всех сторон, да скрипа качающихся деревьев Михайло различил короткие вскрики птиц, дальний топот, который мог и померещиться, и… все.

– Какой-то неправильный лес, – пробормотал косолапый. – Помнится, в нашем, тамбовском, такое затишье бывает, когда придет весть, дескать, охотники…

«Вдруг здесь действительно бродят люди с ружьями? – спросил себя Михайло. – Стоило ли лететь на такое расстояние, чтобы нарваться на лютого человека? Нет, я так просто не дамся. Тихо, Ломоносыч, не суетись…»

Медведь перекатился на лапы, замер, держа нос по ветру. Запахи были скудные и слабые. Михайло невольно заскучал по родному лесу, где в воздухе всегда чувствовались самые разнообразные ароматы, дающие зверю информации больше, чем люди могут получить из газеты.

Земля, трава, деревья источали знакомые запахи, чуть-чуть отличные от тамбовских. Звериных пахучих следов ветер практически не разносил. Человечьих тоже.

– Либо у меня на нервной почве нюх пропал, либо тут незаселенные территории, – заключил Ломоносыч.

Предстояло решить, а что же, собственно, делать дальше. Михайло нахмурился, сосредотачиваясь.

Итак, он верил: друзья где-то приземлились и так же, как и он, решают, что предпринять. Вариантов набиралось не много. Во-первых, можно просто сесть под сосной и ждать, когда кто-нибудь сам не выбредет на тебя. Во-вторых, пойдя за ветром, рано или поздно найдешь упавший воздушный шар. В-третьих, если вообще не напрягать голову мыслями, можно отправиться куда глаза глядят, либо, в лучшем случае, против ветра, навстречу ежу и скунсу, вывалившимся из корзины до Михайло. Ломоносыч отлично знал Колючего. Уж этот сорванец не пропадет. А Вонючка Сэм тем более. Наглость – второе счастье.

– А если нет первого, то вообще единственное, – мудро изрек косолапый.

По всем раскладам вырисовывалось, что придется предпринять путешествие к шару. Медведь кивнул сам себе и побрел.

«Все ж таки я натура деятельная и активная, – рассуждал он. – Мы, медведи старой закалки, не сидим на месте, понимаешь. Шутка ли, целый губернатор леса. Только кому тут предъявлять мои регалии?.. Ладушки, вот соберу вверенный мне коллектив, а потом и порешаем, куда и как. Главное, чтобы обезьянин почаще помалкивал».

– Йо-мойо!!! – вопил шимпанзе Эм Си Ман-Кей, влетая в заросли.

Этому чисто русскому возгласу Эм Си научился, разумеется, у тамбовчан.

В уме Ман-Кея проскочила искорка неподдельного недоумения: как же он вывалился из корзины?! Он, рожденный на дереве! Шимпанзе был самым ловким из всей восьмерки путешественников.

Сейчас было не до удивления – Ман-Кей зашуршал в кроне, ветер свистел в его ушах, гибкие березовые прутья больно стегали по мордочке. Эм Си поймал ветку левой рукой, заскользил, обжег ладонь. Пришлось отцепляться, чтобы тут же схватиться за другую ветку ногой.

Не дожидаясь, когда трение обожжет и ногу, шимпанзе разжал пальцы и правой ногой, как крюком, задержался за толстый сук. Падение будто бы прекратилось, но набранной скорости надо было куда-то деваться! Ман-Кея развернуло на девяносто градусов вокруг ветки, за которую он держался ногой, и запустило на соседнее дерево.

Эм Си загреб правой рукой сразу несколько тонких ветвей, перехватился, увернулся от ствола, отчаянно заработал всеми четырьмя конечностями, тормозя и стараясь не свалиться.

Он полностью остановился. Замер, сжимая лапами ветки. Со стороны Ман-Кей выглядел как кривая звезда, качающаяся между двумя березками. Более того, звезда, облаченная в пиджак и штаны. Полоски – красная, синяя, красная, синяя. Верх вкуса. Хорошо, что было темно.

Уповая на удачу, шимпанзе разжал правые конечности. Оказалось, верхушки березок весьма заметно нагнулись под тяжестью обезьяньего тела. Теперь деревце, которое Эм Си не отпустил, накренилось еще больше и тут же распрямилось подобно пружине. Ман-Кей отправился в новый полет, правда, менее драматичный.

Теперь шимпанзе сноровисто управлял движением тела, рассекая воздух, словно Тарзан на лианах. Роль лиан отлично исполняли ветви деревьев. Так что, невзирая на драматичный дебют, Ман-Кей приземлился с ветерком и шиком, одернул пиджак, подтянул брюки.

– Ух, круто, братцы, летал, не мог налетаться, боялся, но за ум взялся, в лицо опасностям смеялся, но не стану врать – лучше так не летать.

Привычка бормотать в рифму у Ман-Кея появилась в детстве. Да и как ей не появиться? Он был англичанином африканского происхождения. Его родители, настоящие африканцы, общались исключительно при помощи рэпа. Через год люди забрали юного Эм Си от папы с мамой и определили в другую цирковую труппу, где уже были шимпанзе. Они также болтали стихами. Постепенно Ман-Кей стал не только изъясняться, но и думать своеобразным речитативом.