Галлюцинации, или быль о необыкновенных приключениях автора в дьявольском раю - [44]

У меня не было ни малейшего понятия, что все это означало и к чему могло привести. Я занял такую позицию: буду просто добросовестным очевидцем. Разумеется, ничего особенного не случится, никаких чудес не предвидится.

Деннис объяснил, что ему трудно двигаться, по какой-то причине, связанной с обратным течением времени. Все увеличивающаяся скованность под натиском разных вариантов будущего довела его до состояния почти полной неподвижности, и только ум, вычисляющий и рассчитывающий, оставался свободным.

Мы закончили варить аяхуаску. Я измельчил растительные добавки и смешал с остывающим отваром. Перенес в дом аяхуаску, потом гриб. Теперь, когда все было на месте, можно было начинать.

Деннис повел свое повествование к концу, постичь который никто из нас был не в силах: предвкушение, что мы сможем оказаться свидетелями начала нового, золотого века совершенно преобразило нас. Он сказал, что по мере приближения к решающему мгновению время начинает замедляться. За несколько дней до эксперимента мы перестали принимать галлюциногены, так что наблюдаемые эффекты не были обязаны своим появлением этому источнику. Происходило что-то другое. В качестве подтверждения своего удивительного заявления Деннис обратил наше внимание на свечу, которую я поставил на полочку, выступающую из стены хижины. Все о ней забыли, и она, постепенно накренившись, теперь свисала под неестественным углом, бросая вызов закону всемирного тяготения. Как сказал Деннис, время настолько замедлило свой ход, что мы просто не можем видеть, что свеча падает.

Я подошел к этому видению поближе и нагнулся над пламенем. Оно выглядело неподвижным, абсолютно застывшим. Память на миг вернула меня к мгновению над рекой, когда она тоже казалась навеки остановившейся. Вид у пламени был жутковатый. Сколько я в него всматривался, мне не удалось заметить никакого движения частиц или газа. Могло показаться, что я сохранил обычную свободу движений, а окружающий мир сковывала прозрачная и призрачная застылость.

Наконец Деннис нарушил молчание: "Для того чтобы связь могла установиться, необходим прорыв сквозь ряд дискретных энергетических уровней. Это отчасти мифология, отчасти психология, отчасти прикладная физика. Кто знает? Перед тем как выйти из экспериментального режима, мы сделаем три попытки".

Мы все выпили отвар аяхуаски. Вкус оказался острым и едким, как у смеси микстуры от кашля и кожи, но он быстро проходил, по мере того как пенистая жидкость попадала внутрь. Деннис съел еще один гриб, чтобы лучше слышать звук. Снаружи стояла полная темень, часов у нас не было. Казалось, с тех пор как нас покинули Дейв с Ванессой, прошли часы. Наконец все было готово: живой гриб, гарминовый отвар и гармин-содержащая смесь для курения — так, на всякий случай. После того как каждый принял полчашки настоя аяхуаски, мы устроились в гамаках и стали ждать.

Последние несколько дней Деннис слышал ЭПР-тон, который считал sot qua поп (Непременное условие (лат.)). предпринимаемого нами эксперимента. Минут через пятнадцать он объявил, что стал слышать его более отчетливо и что звук набирает силу. Теперь он готов начать опыт в любой миг.

Мы договорились, что каждый раз, когда Деннис будет издавать звук, мы будем тушить свечу, дабы не обременять себя зрелищем вызванных триптамином гримас, которыми могут сопровождаться эти странные вопли. Несколько лет назад, в разгар увлечения ДМТ, мы в нашей старой компании в Беркли не раз наблюдали спазмы лицевой мускулатуры, от которых у людей волосы вставали дыбом. Они наводили на мысль о тантрических божествах — те же выпученные глаза, непомерно длинные, вывалившиеся языки и все такое прочее.

Вот Деннис сел в гамаке. Я задул свечу, и он издал свой первый вопль — гимн гиперкарболяции. Громкий и механический, похожий на звук трещотки, он закончился конвульсивным спазмом, который, пробежав по телу, выбросил брата из гамака на пол.

Мы снова зажгли свечу — только для того, чтобы убедиться, что все готовы продолжать, — и решили, что следующую свою попытку Деннис предпримет, сидя на полу. Сказано — сделано. И снова прозвучала долгая жужжащая трель, ни на что не похожая, зловеще механическая.

Я предложил сделать перерыв перед третьей попыткой, но Деннис был! очень возбужден, ему не терпелось, как он выразился, "добить" это дело.

Мы замерли в ожидании третьего вопля, и вот он раздался — такой же, как и предыдущие, но длился он гораздо дольше и звучал куда громче. Он все зудел и зудел, будто воющая над ночными джунглями электрическая сирена, а когда наконец замер, это тоже походило на замирание звука сирены. В абсолютной тьме нашей лесной хижины, затерянной в лесах Амазонки, повисла тишина — тишина перехода из одного Мира в другой, тишина Гинунгагап (В скандинавской мифологии первичный хаос, мировая бездна, из которого возникло первосущество Имир. — Прим. перев.), этот разверстый поворотный миг скандинавской мифологии, когда мир колеблется между старой эпохой и новой.

И тут в этот провал залетел петушиный крик из миссии. Его зов прозвучал трижды: отчетливо, но издалека, будто подтверждая, что все мы — актеры на сцене, часть, драматургического замысла. Деннис говорил, что, если эксперимент пройдет успешно, гриб будет уничтожен. Низкотемпературный феномен взорвет клеточную ткань, останется только стоячая волна, фиолетовое кольцо света диаметром со шляпку гриба. Это и будет выжидающий режим линзы или философского камня, или чего то там еще. Потом кто-то должен взять руководство на себя — тот, чья ДНК примет участие в превращении. Это будет выглядеть так, будто человек родит собственную душу, его ДНК материализуется вовне в виде живой жидкости, состоящей из речи. Это будет разум, который можно будет увидеть и подержать в руке. Нерушимый, миниатюрная вселенная, монада, частица пространства и времени, в которой, как по волшебству, сжались все пространство и время целиком, включая и его собственный ум, карта Космоса, настолько реальная, что она сама каким-то непостижимым образом и есть Космос, — вот тот кролик, которого Деннис рассчитывал в то утро извлечь из своего цилиндра.