Галина Уланова - [40]

Шрифт
Интервал

Галя тщетно умоляла маму взять ее с собой в Москву. Однако Сергей Николаевич поддержал дочь: «Ей уже четырнадцать лет, и она может понять то, что произошло».

Магдалена Сизова со слов самой балерины поведала о ее переживаниях:

«…умер человек, которого Галя никогда не видела, но с именем его соединялось для нее так много, что ей казалось, будто она его знает и знала всегда…

Но никогда еще не думала и не могла себе представить Галя, что этот уход в смерть может быть таким торжеством жизни.

Когда она увидела потоки людей, стоявших часами в лютый мороз, под вьюгой, только ради того, чтобы в последний раз взглянуть на него, когда она пережила вместе со всей многотысячной толпой потрясшие ее мгновения всеобщего молчания и неподвижности, мгновения, когда с ним прощалась вся страна, — тогда она поняла, что жизнь этого человека не кончилась и что из нее он не ушел.

Галя проходила вместе с делегацией от их театра через огромный зал; его колонны были увиты траурными лентами и зелеными ветками. Звучал где-то заглушенно и величаво, как сдержанные рыдания, оркестр. И Гале показалось, что многочисленная толпа и вместе с ней и театр, и мама, прощаясь с ним, обещали быть верными его заветам и пронести память о нем через всю жизнь. <…>

Галя… думала о том, как различны человеческие жизни и какой огромный след может оставить в целом мире одна человеческая жизнь…»

Ее поразили горящие в центре столицы костры, у которых грелись люди, стремящиеся проститься с Лениным. Похороны Ильича пропитали московскую атмосферу тяжелым, вязким смрадом суеверий. Галя дышала этим воздухом, ничего толком не понимая. И хотя разум ее мудро отложил «ленинскую мифологию» на потом, она уже тогда догадывалась, что помимо виртуозного владения своим ремеслом ей необходимо приобретать навыки революционного разговорного жанра, а лучше — учиться красноречиво молчать. В конце концов, с этой «наукой» она справилась блестяще.

Тема приспособления людей «старорежимного времени» к новым порядкам имеет ярко выраженный филологический аспект. Не случайно одной из главных забот деятелей искусства стало усвоение казуистики советского языка. Личные бумаги балерины Е. В. Гельцер, одной из первых народных артисток РСФСР, являют яркие примеры словесной мимикрии. Так, в черновиках к «Заметкам о Рахманинове» Екатерина Васильевна подвергла тщательной самоцензуре каждое слово, потому только и смогла выдавить пассажи типа: «Благодаря своему отрыву от жизни отчизны Сергей Васильевич недостаточно сделал для подлинно-народного танца: им могли бы быть созданы истинные шедевры на материале фольклора братских народов СССР».

Люди искусства довольно быстро приспособились к «большевистскому мирозданию». Сломить себя оказалось не слишком сложно, особенно если этот добровольно-принудительный процесс сопровождался весомым материальным поощрением.

Юная Уланова все тонкости и особенности навыков советского общежития мотала на ус.

Без сомнения, одним из главных конструктивных элементов балетного искусства для Улановой являлась безоговорочная виртуозность: «Красоту и человечность чувства героини балета можно выразить, только владея техникой. Пусть не так, чтоб уж «не думать о ней» вовсе… но хоть так, чтобы сделать всю эту технику, всю нашу «кухню» незаметной для публики».

Серьезные технические результаты радовали старательную ученицу, но высоты, некогда взятые большими мастерами балета, не давали ей покоя. Она стремилась к великому искусству, способному потрясать зрителей, и при этом панически боялась открыто обнаружить свою «дерзость». Ей бы посоветоваться с родителями, но Галя не представляла, какими словами можно выразить всё то, что ее мучило. Вдруг взрослым покажутся смешными ее терзания?

А тут еще время от времени до нее доходили злые отзывы кое-кого из старших учениц, претендовавших на порученные ей роли. Несколько пар пристрастных глаз всегда следили за ней на репетиции. Чем успешнее проходили ее выступления, тем больше появлялось недоброжелателей, придирчиво судивших каждое ее движение. Поначалу Уланову кололи обидные слова, работа становилась не в радость, затем она нашла в себе силы призадуматься над мнением старшеклассниц. Конечно, можно было всё свалить на зависть; а если они попали в точку? Где взять силы, чтобы поверить в себя?

Спас Галю уже прорезавшийся настойчивый характер, а интуиция подсказала надежные ориентиры, без которых она не обрела бы свою творческую стезю: книги и музыка.

Галя по книгам пыталась понять секрет легендарной славы великих балетных артистов прошлого, найти «пружину» их театрального успеха.

Об Авдотье Истоминой Пушкин написал слова, ставшие смыслом, целью, паролем русского балета: «Душой исполненный полет». Да, нужно трудиться не только телом, но и душой.

Об Анне Павловой Галя много слышала дома. Правда, родители не могли объяснить, почему ее искусство переросло рамки балета. В 1924 году она выступала в США, и эхо ее триумфа долетало до Петрограда.

Но особенно охоча была Галя до музыки — бессловесной и прекрасной, как балетное искусство. Слушая мелодию, она невольно протанцовывала ее про себя, подбирая движения.


Рекомендуем почитать
Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.


В поисках Лин. История о войне и о семье, утраченной и обретенной

В 1940 году в Гааге проживало около восемнадцати тысяч евреев. Среди них – шестилетняя Лин и ее родители, и многочисленные дядюшки, тетушки, кузены и кузины. Когда в 1942 году стало очевидным, чем грозит евреям нацистская оккупация, родители попытались спасти дочь. Так Лин оказалась в приемной семье, первой из череды семей, домов, тайных убежищ, которые ей пришлось сменить за три года. Благодаря самым обычным людям, подпольно помогавшим еврейским детям в Нидерландах во время Второй мировой войны, Лин выжила в Холокосте.


«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке

«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.


Исповедь старого солдата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Записки старика

Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.