Галилео Галилей. Его жизнь и научная деятельность - [6]

Впрочем, пусть не подумает читатель, что указанием на это мы осуждаем громадную корпорацию тружеников, заслуживающих всякого почтения, обыкновенно представляющих лучших людей своего времени и вообще стоящих несравненно выше тех, кто подмечает только их недостатки, легкомысленно смеется над ними, а сам на их месте поступил бы, может быть, в сотню раз хуже. Нередко людей, осмеивающих недостатки других или указывающих на них, считают лучше тех, над кем они смеются; но это большая ошибка. Провинциальный газетный корреспондент, громящий недостатки своих земляков, вовсе не лучше, не нравственнее, не чище людей, им обличаемых; и в громадном большинстве случаев не только ничем выгодно не отличается от них, но и хуже их во многих отношениях. Нет, мы указываем на это явление как на чисто антропологический факт, по поводу которого скажем еще несколько слов впоследствии. Ошибки до такой степени свойственны человеку, что, вероятно, не раз приводили в отчаяние многих великих людей. Кто знает, может быть, и Галилей, и Ньютон, будучи впоследствии профессорами, и сами впадали в подобные же ошибки, хотя им, конечно, было легче избежать их, чем обыкновенным смертным. Гении– тоже люди, и человеческие заблуждения, как и все человеческое, не чужды им.

Не пострадал особенно и Галилей от того, что принужден был по неимению средств и вследствие отказа в казенном пособии оставить Пизанский университет. Разумеется, университетский, и в частности медицинский, диплом, который бы получил Галилей в случае окончания курса, дал бы ему возможность более безбедного существования, поставил бы его на первых порах в менее обидную зависимость от людей и учреждений и, во всяком случае, избавил бы великого человека от лишних огорчений и страданий, которые пришлось ему перенести даже в эту жизнерадостную пору жизни; но нельзя же требовать от слепой богини счастья всех даров, какие бы нам желательно иметь, тем более что в общем она довольно справедлива к людям и, предлагая один из своих даров одному, бережет другой для другого. А Галилею и без того было за что благодарить эту богиню.

Итак, отец новейшей науки оказался в положении «недоучки», и, вероятно, немало горечи, немало мучительных минут и часов доставило ему это незавидное положение. Злым, праздным и грубым людям не угодишь ни так, ни сяк: они, по пословице, «и не довернешься – бьют, и перевернешься – бьют». Как в наше время ставят в вину человеку и то, что он не доучился, и то, что он чуть не до седых волос учится, так было, по всей вероятности, и тогда. Однако всем недоучившимся и недипломированным остается то утешение, что во времена Галилея много было докторов теологии и юрис утриускве, но имена этих светил схоластики сошли в темную могилу вместе с носившими их; а имя недипломированного Галилея будет жить на земле, пока будет жива она сама, и по мере распространения просвещения не будет такого далекого и глухого угла на ней, где бы это имя не стало произноситься с благоговением. Имея перед собою это светлое имя и этот великий пример, можно не предаваться мрачному отчаянию и упорно делать любимое дело, хотя бы, по общепринятому мнению, это было и «не наше дело».

Мы оставили Галилея за изучением творений величайших математических гениев древней Эллады. Подготовив и изощрив на этом свой ум, чем теперь займется великий недоучка? У всех великих умов первою мыслью, кажется, всегда были вопросы: «Где я?» и «Что я?» Во времена Галилея вопросы эти звучали в воздухе, может быть, слышнее, чем в какое-либо другое время; вопрос о положении Земли во вселенной, о том, что она представляет собою в астрономическом отношении, был тогда первым и главнейшим из философских и научных вопросов. Начавшееся около того времени знакомство с греческою естественной философией воскресило мнение Филолая, Пифагора и Архимеда о сферическом виде Земли и об ее движении вокруг своей оси. Округлость Земли, по крайней мере в некоторых направлениях, была блистательно подтверждена и доказана экспедициями Колумба и Магеллана. Можно было думать, что и вращательное движение Земли так же скоро подтвердится. Действительно, теперь первый и самый важный шаг был сделан: как скоро Земля оказалась уединенною в пространстве, висящею в нем без всякой поддержки, то привести ее в движение было уже нетрудно; это являлось неизбежным следствием первой истины и допустить это было даже легче, чем представить себе, что в таком положении Земля могла бы оставаться без всякого движения. Такая мысль была высказана в великом сочинении Коперника «Об обращении небесных сфер», появившемся за 20 лет до рождения Галилея, в 1543 году. В этом сочинении доказывалось, что видимые явления останутся совершенно одинаковыми, допустим ли мы старую гипотезу о неподвижности Земли и обращении вокруг нее Солнца, планет и всей небесной сферы, или предположим, что Земля и планеты движутся вокруг Солнца, остающегося относительно их неподвижным. Учение Коперника было пока только гипотезой, хотя и вероятной; на самом деле явления могли происходить так, но это могло быть и иначе. Необходимо было доказать эту гипотезу, в справедливости которой почти не сомневались лучшие умы, а для этого нужны были новые открытия в астрономии. Новые взгляды, пока они оставались в академической сфере, не встречали особого противодействия. Книга Коперника была посвящена самому папе Павлу III, и представители высшего духовенства не только допускали новые взгляды, но и защищали их. Таковы были кардинал Куза и кардинал Аллиак, издавший пять мемуаров, касающихся вопроса о соглашении астрономии с теологией. Астрономические вопросы носились, так сказать, в воздухе и привлекали к себе все передовые умы и лучшие силы тогдашнего общества.