Галицко-Волынская Русь - [50]
Жертвоприношение Ростиславичей носит умилостивительный характер, что соответствует широко представленному в религии многих народов, достигших стадии поздней первобытности, умилостивительному (пропициальному) культу[679]. Вспомним об обычае древних слaвян жертвовать богам преступников, рассчитывая тем самым отвратить их гнев, искупив грехи[680]. Не этой ли цели добивался ослепленный Василько, который, по словам летописца, воспринимал случившееся с ним несчастье не иначе, как следствие божьего гнева: «…на мя богъ наведе (несчастье. — А.М.) за мое възвышенье», — сокрушается князь[681], но при этом отнюдь не ограничивается одним только покаянием перед христианским священником, а, получив свободу, действует в духе языческих традиций.
Характеризуя позицию летописца, старавшегося скрыть языческую подоплеку поведения Ростиславичей, следует обратить внимание на одно важное разночтение в тексте летописной Повести в том месте, где говорится о непосредственных исполнителях убийства владимирских бояр.
В Лаврентьевском и Ипатьевском списках Повести временных лет они названы «Василковичами»: «А заутра, по зори, повесиша Василя и Лазаря и растреляша стрелами Василковичи, и идоша от града»[682]. Этот же вариант воспроизводится и большинством других летописей, содержащих Повесть временных лет[683]. Между тем, в распоряжении исследователей имеется и другое чтение, содержащееся в Московском великокняжеском своде 1479 г., начальная часть которого, как известно, включает ряд известий, добавленных к Повести временных лет из недошедших до нас древних источников[684]. Это чтение представлено в ряде связанных со сводом 1479 г. летописных памятников конца XV — начала ХVIII вв. — Московском великокняжеском своде конца XV в., Воскресенской и Ростовской Архивской летописях. Здесь сказано: «И повисивъше их (Лазаря и Василя. — А.М.) отроци Васильковы и растреляша я»[685]. Еще один вариант находим в тексте Владимирского летописца, составители которого пользовались также сравнительно древними источниками[686]. По сообщению Владимирского летописца: «Василко повеле повесити и разстреляти ихъ (Лазаря и Василя. — А.М.)»[687].
По своему смысловому содержанию приведенные варианты фактически представляют собой две версии интересующего нас события. В первом случае речь идет о сыновьях Василька Ростиславича (Васильковичах), что соответствует трактовке летописцем расправы над Лазарем и Василем как кровной мести. Во втором же случае говорится о княжих отроках, слугах, дружинниках, и это обстоятельство уже плохо вяжется с концепцией кровной мести, — в памятниках письменности Древней Руси слово «отрок» никогда не употреблялось в прямом значении «сын»[688]. Свидетельство Владимирского летописца, где сам Василько отдает приказание расправиться с боярами, также не соответствует этой концепции, так как здесь ничего не говорится о каких-либо родственниках Василька. Поскольку приведенные версии явно противоречат друг другу, из них надлежит выбрать ту, которая является более достоверной.
На наш взгляд, таковой следует признать версию Московского свода. В пользу этого говорят следующие обстоятельства. Как установлено исследованиями по древнерусской генеалогии, Василько Ростиславич имел всего двух сыновей — Ростислава (Григория) и другого с христианским именем Иван, упоминаемых русскими и польскими источниками[689]. Разумеется, этот факт не мог быть неизвестен автору летописной Повести об ослеплении Василька, хорошо лично знавшему своего героя[690], и, следовательно, только этих сыновей Василька он мог именовать «Василковичами» в своем рассказе. Однако этому не соответствует грамматическая форма числа подлежащего и сказуемого в тексте первого чтения (версия Лаврентьевской, Ипатьевской летописей и др.) сообщения об убийстве Лазаря и Василя.
Как известно, отличительной особенностью грамматического строя древнерусского языка, характерной для его книжно-письменного типа, являлось устойчивое употребление наряду с единственным и множественным также двойственного числа в системе грамматических числовых противопоставлений[691]. Поэтому, имея в виду двух сыновей Василька, летописец в своем рассказе о них вместо формы множественного числа — «Василковичи» «повесиша, растреляша, идоша» должен был использовать форму двойственного числа «Василковича» «повесиста, растреляста, идоста». На эту закравшуюся в текст летописи неувязку исследователи почти не обращали внимания. Указавший на нее Л. Е. Махновец остался в недоумении относительно причины данного несоответствия: «…это либо ошибка, либо у Василька было больше сыновей (что очень сомнительно), либо — вероятнее всего — здесь просто речь идет о Васильковых воях»[692]. Между тем, сомнения рассеются, если мы обратимся к тексту второго чтения сообщения о расправе с боярами (версия Московского свода и др.), где исполнителями убийства названы отроки Василька.
