Галактика. Принцесса и Генерал - [47]

Диагноз оказался куда страшнее: через час Шиуро валялся на кровати, корчась в постоянных приступах судорог.

Зеленокожий циклоп Рау-Ли, что-то увидев в микроскопе, потер лицо и снова припал к окуляру. Еще минута, слишком долгая, – и он устало откинулся на спинку кресла. Следующую минуту он сидел так, словно на него сейчас навалились все печали Вселенной. Затем отправился в основную лабораторию. Там в тот момент находились Шершнев и Сай Мейн’ар, возглавлявший исследовательскую миссию.

Выслушав доклад рафанца, ученые пораженно замерли. Дальше Шершнев стремительно понесся в отсек, где хранились защитные костюмы. Спустя какие-то полчаса они обнаружили, что розовая легко преодолела все защитные барьеры и проникла на очередной корабль.

Они изолировали зараженного Уали и членов группы исследователей от остального экипажа, пытаясь спасти жизнь другим, уже даже не себе.

Из бортового журнала корабля ОБОУЗ, идентификационный номер шесть-пять-шесть-три.

Я добавила громкость, слушая погибшего последним х’шанца:

– Отчет ведет глава миссии Сай Мейн’ар. Согласно данным о погибших транспортах, полученным из космопорта планеты Т-234, и сведениям, собранным в ходе исследовательской операции, можно сделать однозначный вывод: инкубационный период заражения розовой варьируется. В случае с кораблями с Т-234 он длился от десяти до двенадцати стандартных космических суток. При переносе розовой от зараженных на новых носителей инкубационный период сократился до суток. Причина сокращения периода не выявлена.

Я смотрела запись дальше, наблюдая за тем, как каждый час изолировали очередных заболевших. Экипаж уберечь не удалось. Они боролись за жизнь, перепробовали все новейшие лекарства и технологии, подбирали схожие типы бактерий, лечение.

Спустя, наверное, часов восемь я добралась и до этой записи.

Из бортового журнала корабля ОБОУЗ, идентификационный номер шесть-пять-шесть-три.

– Отчет ведет командир миссии Сай Мейн’ар. Систематизация данных. Первичные признаки заражения спустя четыре часа после контакта. Первые симптомы при внешнем осмотре: поражение нервной ткани, стремительное нарушение остроты зрения, аритмия, судороги. С каждым часом, по данным электрокардиографии и миографии, с переходом вплоть до полной AB-блокады III степени к 48 часам с последующим параличом и полной остановкой сердца, в среднем к 62–65-му часу у большинства зараженных независимо от расы. Поражение кожных покровов в виде полного некроза слизистых и дермы с 28–32-го часа. Тотальное поражение желудочно-кишечного тракта в виде проявления желудочного, кишечного и носоглоточного кровотечений, выраженной желтухи у землян и выраженного позеленения кожных покровов у ашранцев ввиду замещения у их расы в гемоглобине ионов железа на медь…

Так быстро, мучительно и неотвратимо. Я нервно растерла холодные ладони. По данным лабораторной и инструментальной диагностик я отметила развитие тяжелого поражения в разных стадиях всех функций кроветворения, свертывания и образования антител.

Меня поразило, что при световой микроскопии даже с использованием новейших иммуногистохимического и FISH-анализов не удалось выявить ни одного цельного тканевого и даже клеточного элемента пациента. Однако при пятидесятикратном увеличении удалось выявить неких биологических агентов, расцененных как бактерия неизвестного типа.

Я смотрела на неведомую бактерию как на самого лютого врага. И не важно, что сотни, тысячи раз видела подобных ей – ведь раньше я не была свидетелем таких вот «побоищ».

Большой экран кибера показывал розовую: почти обычную палочковидную, но с непонятным пока утолщением с одного конца, из-за чего она походила на булаву. Причем мохнатую булаву: множество ворсинок слегка шевелились в среде, куда ее поместили для исследования. Верхняя капсула довольно толстая, с розоватым оттенком. Именно поэтому при большом скоплении колоний на твердой среде она становится ярко-розовой.

Единственное ее отличие – странное свечение, из-за которого зашкаливали все показатели, не дающее понять, что же это за увеличение в конце палочки. И все-таки это бактерия?

Данные, данные, записи – в конце просмотра у меня уже в глазах рябило.

* * *

Даже вполне удобное рабочее кресло не спасло меня от последствий многочасового кропотливого изучения и сопоставления данных: шея затекла, ноги тоже. Устало откинувшись на спинку, я осторожно покрутила головой. Потерла глаза, потянулась и решила сделать перерыв. А что может быть лучше музыкальной зарядки? Да и мозги проветрить полезно.

Включила тяжелый рок. Сняв жакет и залихватски покрутив им в воздухе, прежде чем бросить в кресло, я осталась в легкой симпатичной маечке на бретельках. Несколько минут методичной разминки под ритм бас-гитары и ударных – и монотонные движения наскучили. Поэтому я обернулась на своего вечного спутника, а по сути, тень – нанатон, зависший в углу лаборатории, блестевший черными полированными боками под ярким искусственным освещением. Сняла сначала одну сережку и аккуратно разгрузила своего «псевдоносильщика», сложив все на белоснежном рабочем столе. Затем сняла вторую, полностью деактивировав «глушитель».