Галаад - [68]

Ужасные были времена, но так уж сложилось, и мы очень привыкли к такому образу жизни. Такова была наша цивилизация. Долина теней. С таким успехом это место могло бы быть Уром Халдейским, если учесть, скольким людям о нем известно. И за это я благодарю Господа, конечно, хотя, раз уж так должно было случиться, не жалею о том, что провел здесь все эти годы. Это дает возможность иначе взглянуть на многое. Я слышал, люди говорили, что это научило их ценить в жизни не только безопасность и материальные блага. При этом я знаю в округе много пожилых людей, которые, памятуя о былых тяжелых временах, и с пятицентовиком не готовы расстаться. Я не могу их за это винить, хотя это означает, что церковь только сейчас начала выбираться из собственной Великой депрессии. «Иной сыплет щедро, и ему еще прибавляется; а другой сверх меры бережлив, и однако же беднеет»[30]. Многое в нашем городе подтверждает истину этого учения. Что ж, церковь обветшала по той же причине, по которой она до сих пор сохранилась. На самом деле мне грех жаловаться. Это хорошо, когда ты знаешь, что значит – быть бедным, но еще лучше, когда у тебя для этого есть компания.

Полагаю, они подумали, что я задремал, как это часто бывает, – я и сам знаю за собой эту привычку. У них завязался разговор. Твоя мама сказала, стараясь говорить потише:

– Вы уже решили, как долго пробудете здесь?

Он ответил:

– Боюсь, всем и так кажется, что я здесь задержался. А вот мне – едва ли.

Они помолчали, потом она поинтересовалась:

– Собираетесь вернуться в Сент-Луис?

– Возможно.

Снова пауза. Он чиркнул спичкой. Я почуял запах сигарет.

– Хотите?

– Нет, спасибо. – Она засмеялась. – Так я не отказалась бы. Просто жене священника курить не подобает.

– «Просто не подобает»! Можно подумать, за вами кто-то следит.

– Я не возражаю, – сказала она. – Кто-то должен был преподать мне урок рано или поздно. На сегодняшний день я уже так долго веду себя как подобает, что мне это почти нравится.

Он засмеялся.

Он сказала:

– Мне потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к этому месту. Это факт.

– Ну, для меня такой проблемы нет. Мне здесь все знакомо, так что я чувствую себя нормально. Есть, правда, такое ощущение, как будто я вернулся на место преступления.

Через мгновение она сказала:

– Все говорят о вас только хорошее, знаете?

– Правда? Это интересно. Наверное, я должен вам поверить.

Она засмеялась:

– Я уже много лет не врала.

– Хм. Звучит так, как будто это утомительно.

– Говорят, ко всему можно привыкнуть.

– Преподобный Эймс не предупреждал вас на мой счет? – спросил он.

Она нашла мою руку и обхватила ее своими теплыми ладонями.

– Он не говорит о людях плохо. Никогда.

В воздухе повисла тишина. Мне было настолько неуютно, насколько можно было представить, и я уже собирался подать признаки пробуждения, чтобы выпутаться из столь неприятной ситуации. Получалось так, словно я шпионю за ними.

Тут твоя мама произнесла:

– Я как-то была в Сент-Луисе. Мы туда ездили, пытались найти работу. – Она засмеялась. – Не повезло.

– Там не самое подходящее место для того, чтобы жить бедно, – сказал он.

– Если где-то хорошо жить бедно, то я таких мест не видела. А я уже все пересмотрела.

Они засмеялись.

– В детстве я думал, что спокойная жизнь – это то, что происходит с тобой, если ты недостаточно осторожен, – сказал он.

– Я была умнее, – ответила она. – Мне хотелось только одного: я подглядывала ночью в окна людей, потому что мне было интересно, что там творится.

Он засмеялся:

– Именно так я и собирался провести этот вечер.

Воцарилась тишина.

– Что ж, – произнесла она очень нежно, – что ж, Джек, благослови Бог вашу душу.

И он ответил:

– Ну, спасибо вам за теплые слова, Лайла. – Потом встал. – Пожелайте преподобному доброй ночи от меня. – И он ушел.

Я пролежал с открытыми глазами в кровати всю ночь, если не считать того времени, которое провел за письменным столом, когда писал и обдумывал все это. Разумеется, меня тронуло то, что твоя мама гордится моим умением не критиковать кого-либо. Я в самом деле стараюсь этого избегать, хотя ты прекрасно знаешь, как тяжело мне это давалось в этом конкретном случае.

Однако меня потрясло изумление Боутона-младшего из-за того, что я, как он выразился, не предупредил ее на его счет. Возникало впечатление, как будто он считал, что я проявил небрежность. А кто может судить об этом лучше, чем он сам? Он может подумать, что мне известно то, что мне на самом деле неизвестно. Может посчитать, что старик Боутон доверил мне больше, чем на самом деле, или что разговоры о нем доходили до моих ушей, как обычно и бывало, но довольно редко. Я всегда подозревал, что люди проявляют исключительный такт, когда речь заходит о нем.

«Место преступления». Это была шутка, я почти уверен. Но это приводит меня к размышлениям о том, какие страдания, по моему мнению, причиняет ему пребывание здесь, где что-то до сих пор может причинить боль или заставить устыдиться.

Жаль, я не могу положить ладонь ему на лоб и прогнать всякое чувство вины или сожаления, которое преувеличено, или находится не на своем месте, или не может быть отпущено в этом мире. Тогда я понял бы, с чем имею дело.