Гагарин и гагаринцы - [44]

И солнце тучами закрыло,

Как будто мраморной плитой,

Но никогда не дрогнут крылья

Перед манящей высотой.

И мы пройдем в далеком завтра

Ухабы Млечного Пути,

Тебе клянутся космонавты

Твой подвиг к звездам донести.

В. Савельзон ДОРОГА К ЦЕЛИ

— Видел ли я из космоса свою родину — в узком смысле слова, место, где родился? Да, видел.

Мы стартовали на своем «Союзе-26» 10 декабря 1977 года в 4.19. Зимние ночи длинные, и мы ушли в космос, когда большая часть Советского Союза была покрыта тьмой.

А увидеть родные места я жаждал страстно. И вот, постепенно — с Тихого океана, с Дальнего Востока наша страна стала «открываться». Когда мы утром встали, под нами как раз начинался рассвет, и мы увидели камчатские вулканы.

Потом все ближе, ближе: Сибирь, Уральский хребет. И я ждал, когда же увижу характерный изгиб Волги у Жигулей. Увидел — и от него, от Куйбышева повел глазами по ниточке железной дороги на Оренбург.

А надо вам сказать, что зимой, на фоне снега, из космоса, с высоты 300 километров, отлично видны дороги, города, реки подо льдом. И я увидел, как в реку Самару впадает извилистая Боровка, увидел большое темно-серое пятно. Это был Бузулукский бор. Дело в том, что с такой высоты, да еще по контрасту с белым снегом, зелень приобретает серый оттенок. Это в Африке мы потом различали изумруд джунглей, там дело другое.

Да, это был Бузулукский бор. И сердце мое дрогнуло: вот здесь, в этом уголке земли, в поселке Колтубановском, а проще — Колтубанке, и появился я на свет.

Подозвал к иллюминатору борт-инженера Георгия Гречко.

— Смотри! Вон моя родина!

Успел сделать несколько фотографий.

В общем, это был для меня большой праздник. Я был счастлив.

Юрий Викторович Романенко улыбается. Чувствуется, что это непривычное для него состояние: мечтательно-лирическое. Уже после встречи с ним, листая подшивку «Известий» зимы 1977—1978 годов, когда Романенко летал, я прочел, что в «Звездном городке» его дружески зовут — Чкалов. Точно! Бодр, энергичен, жизнерадостен, тверд в решениях — летный характер.

Такая уж у него работа.

Юрия Алексеевича Гагарина до его великого полета в космос знали несколько сотен человек, не больше. А 12 апреля 1961 года узнали миллиарды жителей Земли.

В отличие от Гагарина и большинства других космонавтов, Романенко стал известен задолго до полета, когда он был объявлен членом дублирующего экипажа в советско-американском космическом эксперименте «Союз» — «Аполлон». Газеты опубликовали его биографию и фото. Мы впервые увидели это волевое лицо, очень живые черные глаза, молодую улыбку.

Но тогда в космос ушел не он. До его «звездного часа» было еще далеко.

В той биографии упоминалось, что родился Романенко в поселке Колтубановском. Первый космонавт, родившийся на оренбургской земле…

В моем репортерском блокноте космонавт нарисовал по памяти план Колтубанки: железную дорогу, станцию, улицу. На ней здание поселковой больницы и рядом — тот самый домик, где он родился.

Дом родной… Где бы ни был потом человек, кем бы он ни стал, эти два слова имеют волшебно-притягательную силу. Здесь — твоя колыбель. Здесь — твой первый вдох. Здесь ты впервые увидел мир.

Отец космонавта, Виктор Петрович, — по профессии военный моряк, и когда Юре исполнилось полгода, родители увезли его с собой, к студеному океану. Но до 1965 года каждое лето непременно приезжал Юрий к дедушке и бабушке — родителям матери. Набираться сил, здоровья, солнца.

Дед — Григорий Яковлевич Васин — был фельдшером, внука любил, но не баловал. Когда случалось ехать на вызов, запрягал больничную лошадь, сажал с собой мальчонку и ехал по деревням. Пусть мир смотрит, людей узнает, к дедовой работе приглядывается, может, еще и врачом будет.

А бабушка была не по имени-отчеству, а просто «баба Оля», преподавала она географию в поселковой школе, за доброту и душевность ее очень любили и взрослые, и дети. Детей в доме собиралось множество — особенно когда приезжал с Севера ее внук и мальчишки отправлялись в путешествия по бору.

— Это же не передать словами, что такое Бузулукский бор. Смолистый воздух. Громадные сосны шумят в знойном июле. Под ногами шуршит хвоя и хрустят шишки.

Я этот воздух всю жизнь помню, и в космосе вспоминал, когда увидел в иллюминатор темно-серое пятно бора. Вкуснее и здоровее его нет, наверное нигде.

Дед любил вечерами чаевничать и самовар ставил непременно на еловых шишках. Чая вкуснее я потом тоже не пил нигде.

Ну, как полагается, бегали мы с мальчишками по лесным тропинкам, а сосна у нас в бору растет не только на ровном месте, но и на песчаных буграх. Тут и в прятки играть, и в войну — шишками обстрел вести. И по грибы ходили, там грузди хорошие были.

А иной раз просто лежишь, смотришь, как сквозь сосновые верхушки голубеет небо и плывут облака. Потом вдруг — осторожный шелест. Повернешься: красавец-лось идет по чаще. Хозяин бора. А то дятел сядет на соседнюю сосну и начнет шишку раздалбливать, до смолистых семян добираться. Побарабанит, прислушается — и давай дальше.

На Боровку рыбачить бегал. Боровка — это моя первая любовь. Тихая речка, мелкий песок, через весь бор течет, потому такое название у нее. Только-только рассветает, туман струится над поймой, а я уже проснусь, иду по шпалам, тороплюсь, не опоздать бы. Пескарей таскал, не так уже много, конечно, но клевало.