Гагарин. Человек и легенда - [2]

А в это время маленький Юра учился отличать сосну от дуба, клен от березы лишь на ощупь и по запаху древесины. Он умел делать это даже в темноте. Первые впечатления Юрия о материалах и механизмах были неразрывно связаны с древесной стружкой и особой гладкостью хорошей плотницкой заготовки, а рано выработавшийся в нем вкус к точности — с отцовскими стамесками, рубанками и пилами.

Все изменилось летом 1941 года, когда немецкие дивизии вторглись в Советский Союз, стремительно тесня Красную армию по линии фронта длиной три тысячи километров. После нескольких дней растерянности и бездействия Сталин приказал своим войскам отступать при каждом столкновении, заманивая немцев в глубь советской территории, чтобы их (как прежде Наполеона) застала врасплох первая же русская зима. За кратким летом нацистского успеха последовали, по существу, два года отступления русских, сопровождавшиеся чудовищными потерями с обеих сторон. Смоленская область лежала как раз на пути продвижения фашистских войск. Гжатск и окружающие его деревни и села, в том числе Клушино, были оккупированы гитлеровцами.

В конце октября 1942 года немецкая артиллерия начала обстреливать Клушино. «Фронт был всего в шести километрах от нас, каждый день к нам в село залетали снаряды, — вспоминает Валентин. — Похоже, немцы думали, что мельница — опасный ориентир, поэтому они ее взорвали, и церковь тоже взорвали. Через час наши ответили им артобстрелом. Все это было бессмысленно, у всех наверняка на картах были отмечены одни и те же ориентиры».

Вскоре после этой перестрелки через село прошли четыре колонны немецких войск. В близлежащих лесах произошло кровопролитное сражение, обе стороны понесли огромные потери, общее число убитых и раненых составило не меньше 250 человек. Через два дня после того, как бой затих, старшие сыновья Гагариных, Валентин и Юрий, пробрались в лес, чтобы посмотреть, что произошло. «Мы нашли там нашего полковника, он был тяжело ранен, но еще дышал: он упал и пролежал на одном и том же месте, в кустах, два дня и две ночи, — вспоминал Валентин. — К нему подошли немецкие офицеры, а он притворился, что ослеп. Какие-то большие чины пытались его о чем-то спросить, а он ответил, что плохо слышит, и попросил наклониться поближе. Они склонились над ним, и тут он взорвал гранату, которую прятал за спиной. Никто не выжил».

После этого случая Юра быстро превратился из улыбчивого постреленка в серьезного парня, который то и дело спускался в подвал за хлебом, картошкой, молоком и овощами, а потом раздавал их беженцам из других районов, пробирающимся через село, пытаясь скрыться от фашистов. «В те годы он улыбался реже, хотя по натуре был очень жизнерадостный. Помню, он редко плакал от боли или из-за всех тех ужасов, которые нас окружали. Мне кажется, он плакал только тогда, когда задевали его самолюбие… Многие из этих черт характера помогли ему в дальнейшей жизни, когда он стал летчиком и космонавтом, а сложились они в то самое время, в войну».

А потом трагедия пришла и в Клушино: немцы, мрачные, хмурые, в желто-бурой форме, срывали двери с петель, вламывались в дома, выволакивали местных жителей и безжалостно расстреливали. Если же требовалось экономить патроны, людей протыкали штыками или сгоняли в сараи, где сжигали заживо.

Один особенно мерзкий тип, рыжий баварец по имени Альберт, собирал севшие аккумуляторы немецких автомобилей, чтобы снова заполнить их кислотой и дистиллированной водой из своих запасов; кроме того, он чинил рации и другое оборудование, установленное на больших танках. Альберт сразу невзлюбил младших Гагариных — из-за битого стекла. Деревенские мальчишки делали что могли, разбивая бутылки и усеивая блестящими осколками асфальтовые и грунтовые дороги, а потом, прячась в кустах, с восторгом наблюдали, как у немецких грузовиков с боеприпасами и снаряжением лопаются покрышки и машины, вильнув, теряют управление. Альберт решил, что один из юных диверсантов — Борис. Как-то раз Борис играл с Юрием, и немец уселся на скамейку, чтобы за ними понаблюдать. Спустя некоторое время он предложил Борису кусочек сахара; положил его на землю, а когда Боря протянул руку, чтобы взять его, наступил мальчику на пальцы. «У него содрало кожу, так что Борька, понятно, завопил, — вспоминает Валентин. — А потом Черт, мы его так прозвали, схватил Борьку и повесил на шарфе на ветке яблони. Мама пришла и увидела, как Черт его фотографирует. Трудно об этом говорить…» Анна Тимофеевна бросилась на немца, и тогда он взялся за винтовку. В какой-то ужасный момент показалось, что он вот-вот выстрелит, но произошло чудо: командир окликнул его, и он ушел. К счастью, Черт сработал плохо, из шерстяного детского шарфа не получилось хорошей петли. Когда немец убрался подальше, Анна и Алексей сняли сына с дерева.

К тому времени Альберт и другие солдаты занимали весь их дом, так что Гагарины выкопали себе примитивную землянку. Сюда-то они и принесли обмякшее тело Бориса. Лишь силой воли, своей любовью они сумели вернуть ребенка к жизни. «Борис целую неделю провел в землянке, боялся выйти», — рассказывает Валентин. Он вспоминает, как Альберт нашел одну из немногих семейных драгоценностей Гагариных, граммофон, который надо было заводить ручкой, и как немец снова и снова крутил одну и ту же пластинку, надеясь выманить семью, скорчившуюся в своем грубом убежище. «Он открывал окно в нашем доме и на всю мощь запускал красноармейский марш. Видно, не знал, что это такое».