Гадалка. Карта Смерти - [3]

Когда-то степной город манил меня. Небольшой, в три раза меньше Леввы, он казался мне словно нисшедшим из другого мира. После чванливой столицы с ледяными зимами и коротким летом я в первые месяцы наслаждалась мягким климатом.

Вскоре я дошла до главной улицы, самой широкой в Тасшобе. И самой красивой: улица была мощена гранитной брусчаткой и украшена высокими бронзовыми фонарями. Около одного фонаря кучкой толпились студенты местного училища Колдунов и Ведьм (сокращенно — КиВ). Обычно в сумерках фонари зажигали городские маги, но раз-два в году, обычно по случаю праздника, это дело доверяли студентам.

Послезавтра должна была начаться ежегодная ярмарка, поэтому на главной улице и царило оживление. Даже подметальщики усиленно елозили метлами по брусчатке, угрюмо перебрасываясь друг с другом последними сплетнями — про то, что кто-то воровал да убивал младенцев в приморском городке Плоне.

Мой уже бывший салон был открыт. Тарина, сменщица, лениво сидела за столом, пытаясь разглядеть судьбу толстоносого крестьянина, одну за другой выкладывая карты кругом. Ее колода — старая, засаленная, внушала уважение. Толстые псевдозолотые перстни с крупными стекляшками, густо подведенные глаза, черный балахон, притушенный свет — буффонада давалась ей с легкостью старой актрисы, из года в год игравшей одни и те же роли.

— А жена, жена-то кого родит? — суетился клиент. — Мальчика?

— Жена родит… — положила на стол карту Тарина, которая, как на грех, оказалась «барышней», — девочку.

Крестьянин издал разочарованный стон. Сменщица занервничала, не иначе как интуицией почуяв, что дополнительных чаевых не будет, и выдала:

— Хотя еще остается возможность, что будет двойня. И тогда второй — мальчик.

Я вытаращила глаза и медленно пошла к столу, пока обрадованный клиент платил гадалке. Судя по звону монет, желанных чаевых было оставлено даже больше, чем обычно.

— Ты за картами? — спросила Тарина. — Я все твое в кладовку положила.

Отодвинув занавеску, я прошла в кладовку. Тут лежал ненужный хлам — большое старое зеркало, чуть мутноватое, в кованой раме; дубовый шкаф, набитый магическим инвентарем; коробки с благовониями, которые обожала жечь одна из моих предшественниц. Бархатный серый мешочек с картами, четки да заговоренный стеклянный подсвечник — вот и все мое имущество. Я провела пальцем по пыльной поверхности зеркала. Уезжать не хотелось. Я поймала себя на мысли, что несмотря на рутину мне нравилось работать гадалкой в маленьком салоне, хоть эта работа явно не для мага с дипломом Высшей Академии.

В мутном зеркале отражалось мое лицо. Высокие скулы, широкие брови, слишком тонкие, ниточкой, губы. Серые, всегда казавшиеся мне невыразительными глаза. Светло-русые волосы были заплетены в косу, свисающую чуть ниже лопаток. На левой щеке три крупные коричневые родинки образуют ровный треугольник — фамильная черта Квизов, ныне почти исчезнувшего рода мамы.

— Ну что, собрала? — послышался голос Тарины.

— Да, — оторвалась я от зеркала.

Мысленно попрощавшись с салоном, я сгребла четки, мешок с картами и подсвечник. Первые рассовала по карманам, с последним пришлось идти в руках. Подсвечник был массивным и тяжелым, пожалуй, стоило бы оставить его здесь, но я не могла — это был подарок от одного из наставников. Стоило зажечь в подсвечнике свечу, как линия судьбы прорисовывалась четче, чем обычно.

Напротив Тарины уже сидел новый клиент, прыщавый юноша лет шестнадцати. Сменщица гадала на «барышню», выкладывая карты с таким обреченным видом, будто ее ведут на эшафот.

— Не вернешься? — спросила она, оторвавшись от гадания.

— Нет. Может, буду проездом.

— Ну, заглядывай.

Я вяло кивнула и вышла из салона.

У коновязи меня ожидал сюрприз. Рядом с моей серой лошадкой, меланхолично махавшей хвостом, сидел мужичок плутоватого вида и глухо стонал. Его левая рука на глазах из пунцово-красной принимала благородный синевато-фиолетовый оттенок. Размашистая руна на поклаже имела тот же цвет. Охранное заклинание, простое, но вместе с тем очень действенное, сработало на ура.

— Простите, госпожа ведьма, — через силу буркнул мужик и на четвереньках отполз к стене.

— Я маг, — прошипела я и, отвязав повод, взобралась в седло.

— Я не знал, — почему-то стал оправдываться мужик, баюкая поврежденную руку.

Фыркнув, я деактивировала заклятье на сумках. Руна тут же погасла, вор тихо охнул. Хватит с него, опухоль с руки все равно не сойдет как минимум неделю.

— Спасибо, госпожа маг!

Я поехала по улице, глуша в себе раздражение. В городе меня достаточно хорошо знали и никакое ворье и не думало обкрадывать гадалку, однако приближающаяся ярмарка путала все карты: приезжие и не думали соблюдать приличия.

Главная улица закончилась, гранитная брусчатка сменилась светло-серой, из песчаника. Я свернула на узкую улочку и через пятнадцать минут выехала к реке. Широкая Тринья несла седые воды на север, туда же направлялась и я. Только нам с рекой было не по пути. Никакие деньги не переубедят корабельщиков в том, что женщина на корабле не к несчастью, а к прибыли.

Улица долго вилась по берегу, пока наконец не вывела к северным воротам. Очереди из города почти не было и я на удивление быстро вышла в пригород. Здесь там и сям лепились низкие хибарки, крытые соломой, больше деревенские, чем городские.