Габсбурги. Блеск и нищета одной королевской династии - [133]

Годы спустя, Елизавета сказала однажды своей младшей дочери: «Супружество — это нелепое изобретение. Тебя продают пятнадцатилетним ребенком и берут клятву, которую ты не понимаешь и которую потом никогда нельзя расторгнуть».

3. Ученические годы Франца Иосифа

В жизни Франца Иосифа 1859 год был одним из самых горьких и одиноких. Для начала, ему нужно было примириться с потерей части итальянских провинций.

Весной этого года он часто навещал ранним утром, когда город еще спал, Меттерниха в его доме на улице Реннвег. Оба прогуливались во время разговора в саду туда и обратно. Старый князь в свои 86 лет производил впечатление пережитка давно утонувшего мира, согнувшийся, бесплотный скелет. Рука, которую он клал на руку императора, была легкой, как пыль. «Меня уже можно считать мертвым, — говорил он, — но мои нервы еще дрожат». Его нервы, должно быть задрожали, когда он услышал, в каком трудном положении находилась теперь монархия, после десятилетия некомпетентного управления государством и неумелой дипломатии. Австрия была так же изолирована, как и ее молодой правитель. Его престиж опустился, как внутри страны, так и за ее границами, до самой низкой отметки.

«Бог пожелал, чтобы я еще под конец своих дней навел порядок в здешнем правительстве. Я — скала порядка. Je suis un rocher», — пробормотал однажды Меттерних. Когда Франц Иосиф ушел, он целый день сидел за столом и напрягал свой старый мозг, чтобы написать на бумаге все те предложения, которые должны были привести к спасению империи.

Во время итальянского кризиса он рекомендовал терпение и осторожность.

«Ради бога, Ваше Величество, никакого ультиматума.»

«Он отправлен вчера вечером», — ответил Франц Иосиф.

К этому моменту война как раз началась, Ломбардия была в огне. Франц Иосиф отправился к своим войскам, которые сражались против французов под командованием Наполеона III. Когда он в августе вернулся в Вену, после поражения у Магенты и Сольферино и потери Ломбардии, Меттерних уже пребывал среди мертвых.

Поражение в Италии означало потерю престижа не только для нации, но и лично для Франца Иосифа, потому что он сам принимал участие в битве у Сольферино. Австрийская армия была плохо организована и недостаточно хорошо возглавлена. «Это — львы под предводительством ослов», — как лаконично прокомментировали состояние австрийской армии в прусском штабе, наблюдавшем за перемещением австрийских войск в Италии.

Но еще большее унижение ожидало Австрию, которая хотела вернуть себе господствующее положение в своих немецкоязычных областях, которое она потеряла вместе с короной Священной Римской империи. Франц Иосиф не мог противостоять здравомыслящему, решительному прусскому государственному деятелю — Бисмарку[450]. Он позволил ему в 1866 году втянуть себя в войну против Пруссии и был быстро и уничтожающе разбит под Кениггрецем. Новый прусский байонет доказал свое превосходство над старомодным, тяжелым австрийским оружием — мушкетом, в котором порох засыпался в ствол.

В наполненных страхом днях, которые последовали за Кениггрецем, пруссаки приблизились к Вене, как за два столетия до них турки. В городе царила паника. Императорская библиотека и содержимое сокровищницы срочно упаковали и спрятали в надежное место, императрица и дети спасались в Будапеште. Франц Иосиф слышал на улицах Вены, как люди кричали: «Да здравствует император Максимилиан!» — призыв к нему отречься от престола в пользу младшего брата.

Однако, пруссаки не собирались заходить слишком далеко в своем триумфе над Австрией. Прусская армия снова отвела войска, и был подписан мирный договор. Австрия потеряла свой последний бастион в Италии — провинцию Венеция. Еще большее значение имела потеря господства в Германии. Неэффективный германский союз, который Меттерних создал в прежние годы, был распущен, и Пруссия получила свободу действий, чтобы объединить Германию и управлять ей.

Франц Иосиф, взойдя на престол, был совершенно не подготовлен к революционно настроенному миру, с которым он вскоре очутился лицом к лицу. Только постепенно он начал учиться и попытался изменить структуру империи.

Вопрос, которым он никогда прежде не занимался, и который стал занимать его последующие полстолетия, был: сумеет ли противостоять охраняющая крыша, которую монархия предоставляла дюжинам народов средней Европы, центробежным силам национализма. В странах, населенных одной национальностью, этот национализм был источником силы; при неоднородном составе Габсбургской монархии он должен был привести к разделению на части.

Монархия была не только сложнейшим государственным образованием в Европе, она сама была маленькой Европой, микрокосмосом континента, со смесью народов, языков и традиций; ее проблемы были теми же самыми, как те, пред которыми позже была поставлена вся Европа. Среди ее населения в 50 миллионов, пятую часть составляли немцы, еще пятую часть — Венгры. Чехи и словаки составляли значительную долю национальных меньшинств, оставшаяся часть делилась между поляками, сербами, хорватами, русинами, румынами, словенцами и итальянцами. Ни одна из этих групп не была ограничена единой географической территорией, но все упорно придерживались своего собственного языка, своих национальных традиций.