Г. Гаррисон, Р. Шекли - [352]

Присев на первый же подвернувшийся валун, Мортонсон проанализировал ситуацию. Задавший вопрос — кем бы он там ни был, этот космический гость, — наверняка догадывается, что Мортонсон — простой американец, понятия не имеет о главном в жизни. Поэтому в своем ответе надо скорее всего проявить понимание ограниченности земных возможностей, но следует отразить и осознание того, что со стороны гостя вполне естественно задавать такой вопрос разумным существам, в данном случае — человечеству, представителем которого случайно выступает Мортонсон, хоть плечи у него сутулые, нос шелушится от загара, рюкзак оранжевый, а пачка сигарет смята. С другой стороны, не исключено, что подоплека у вопроса совсем иная: вдруг, по мнению Пришельца, самому Мортонсону и впрямь кое–что известно насчет главного в жизни, и это свое прозрение он, Мортонсон, способен экспромтом изложить в лаконичной отточенной фразе. Впрочем, для экспромта вроде бы уж и время миновало. Привнести в ответ шутливую нотку? Объявить голосу «Главное в жизни — это когда голос с неба допрашивает тебя о главном в жизни!» И разразиться космическим хохотом. А вдруг тот скажет: «Да, такова сиюминутная действительность, но что же все–таки в жизни главное?» Так и останешься стоять с разинутым ртом, и в морду тебе шлепнется тухлое эктоплазменное яйцо: вопросивший подымет на смех твою самооценку, самомнение, самодовольство, бахвальство.

— Ну как там у тебя идут дела? — поинтересовался Голос.

— Да вот работаю над вашей задачкой, — доложил Мортонсон. — Вопросик–то трудный.

— Это уж точно, — поддержал Голос.

Ну, что же в этой поганой жизни главное? Мортонсон перебрал в уме кое–какие варианты. Главное в жизни — Его Величество Случай. Главное в жизни — хаос вперемешку с роком (недурно пущено, стоит запомнить). Главное в жизни — птичий щебет да ветра свист (очень мило). Главное в жизни — это когда материя проявляет любознательность (чьи это слова? Не Виктора ли Гюго?). Главное в жизни — то, что тебе вздумалось считать главным.

— Почти расщелкал, — обнадежил Мортонсон.

Досаднее всего сознавать, что можешь выдать неправильный ответ. Никого еще ни один колледж ничему не научил: нахватаешься только разных философских изречений. Беда лишь, стоит закрыть книгу — пиши пропало: сидишь ковыряешь в носу и мечтаешь невесть о чем.

А как отзовется пресса?

«Желторотый американец черпал из бездонного кладезя премудрости и после всего проявил позорную несостоятельность».

Лопух! Любому неприятно было бы угодить в подобный переплет. Но что же в жизни главное?

Мортонсон загасил сигарету и вспомнил, что она у него последняя. Тьфу! Только не отвлекаться! Главное в жизни — сомнение? Желание? Стремление к цели? Наслаждение?

Потерев лоб, Мортонсон громко, хоть и слегка дрожащим голосом, выговорил:

— Главное в жизни — воспламенение!

Воцарилась зловещая тишина. Выждав пристойный, по своим понятиям срок, Мортонсон спросил:

— Э–э, угадал я или нет?

— Воспламенение, — пророкотал возвышенный и могущественный Глас. — Чересчур длинно. Горение? Тоже длинновато. Огонь? Главное в жизни — огонь! Подходит!

— Я и имел в виду огонь, — вывернулся Мортонсон.

— Ты меня действительно выручил, — заверил Голос. — Ведь я прямо завяз на этом слове! А теперь помоги разобраться с 78–м по горизонтали. Отчество изобретателя бесфрикционного привода для звездолетов, четвертая буква Д. Вертится на языке, да вот никак не поймаю.

По словам Мортонсона, тут он повернулся кругом и пошел себе восвояси, подальше от неземного Гласа и от высоких материй.

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ

В предложенном читателю сборнике представлены произведения двух известных американских писателей–фантастов. Что же послужило мотивом объединения в одной книге произведений таких разных авторов и что — критерием отбора?

Гарри Гаррисон — мастер сюжетной фантастики. Похоже, не только читателю интересно наблюдать, но и самому автору доставляет удовольствие вовлекать героя в сложную и головоломную ситуацию. Если добавить к этому межзвездно–флибустьерский антураж «Неукротимой планеты» и довольно обыденный «happy end» (неудовлетворенность Язона динАльта в финале повести понадобилась автору, главным образом, для создания естественных предпосылок продолжения повествования о его приключениях на галактической арене), то налицо все атрибуты «космической оперы», жанра, даже на Западе рассматриваемого ныне как сугубо развлекательный.

Однако перед нами не поделка для одноразового чтения, но честная попытка незаурядного мастера выйти за пределы жестко очерченных окружающим его миром рамок. Фабула, лишенная космических декораций, обнаруживает свой глубоко гуманистический характер — зло не изначально, оно лишь порождается шероховатостями и выбоинами на пути торжества Разума: «Сон разума порождает чудовищ» (Ф.Гойя).

Не сразу и не вдруг приходит динАльт к новому для него мироощущению. В немалой мере ему мешает динамичность развития событий, требующая активных действий и немедленных решений. Раздумывать некогда, да и непривычно: динАльт — человек действия. Но здесь традиционная схема космической оперы рушится. Язон — не мультипликационный супермен, по своей воле и прихоти повелевающий законами природы, напротив, каждая из противоборствующих сил, в чей конфликт он оказался втянутым, неизмеримо могущественнее его. Еще неосознанно, повинуясь инстинкту самосохранения, он приходит к единственно возможному выходу — разорвать порочный круг эскалации насилия можно, лишь уничтожив его первопричину. Нельзя оправдать насилие ссылками на статус–кво, наоборот, оно обусловлено всем комплексом действий и побуждений (единственное фантастическое допущение, действительно необходимое автору!) Человека на нейтральном фоне безразличной к добру и злу Природы.