Футбол 1860 года - [36]

Его аллегория нам очень понравилась. Присоединяясь к настоятелю, весело заулыбалась и жена. Из магазина выходят еще несколько женщин, которых дожидаются снаружи приятельницы, а одна из них кричит нарочито грубым, хриплым голосом: «Мура!» Это средних лет женщина с бронзово-красным лицом, она размахивает игрушечной клюшкой для гольфа, сделанной из голубой пластмассы. Хмурит брови и смеется, точно кудахчет.

— Мура — это значит ерундовая, ненужная вещь, — объясняю я жене, переведя «муру» на понятный ей язык.

— Клюшка для гольфа здесь, в деревне, даже как игрушка действительно совершенно не нужна, — говорит жена. — Но зачем же тогда она ее купила?

— Она ее не покупала: вещи, которые эти женщины несут, не пряча в сумки, — и одеяло, и игрушечная клюшка — премии. Рядом с выходом лотерея, и в ней разыгрываются разные, правда никому не нужные, вещи — там и толпятся женщины, уже сделавшие покупки, и наблюдают за скудным счастьем других, — сказал, не глядя на нас, настоятель.

По дороге на почту мы с настоятелем — жена шла между нами — говорили о бедствии, постигшем молодежную группу. Настоятель уже слышал о гибели кур, но, узнав, что Такаси уехал в город, чтобы вместе с королем супермаркета найти какой-нибудь выход после проигранного сражения, начал возмущаться:

— Вот теперь они обратились к Такаси, а что бы им раньше связаться с королем супермаркета, до того, как все куры подохли. Все-то у них идет вкривь и вкось, всегда и во всем они опаздывают.

— Но ведь молодежная группа старалась, насколько это возможно, оставаться независимой от короля супермаркета? Хотя тот своими универмагами и поставил их в безвыходное положение, вынудив к капитуляции, — высказал я мнение человека нейтрального.

— Они все время тянули с соглашением о сбыте яиц непосредственно через универмаги, стремясь самостоятельно продавать их на рынках и в мелких лавках, и в результате сами, своими руками подготовили сегодняшнее поражение. С самого начала это была пустая затея. Пойми, Мицу-тян, и земля, на которой разводят кур, и все постройки принадлежат королю супермаркета. После войны эту землю деревня продала корейцам, согнанным сюда на лесоразработки, и один из них постепенно скупил ее у своих односельчан, монопольно завладев всей землей корейского поселка, и, умножая свои богатства, в конце концов превратился в нынешнего короля супермаркета.

Я был глубоко потрясен. Ни Дзин и ее домочадцы, ни старые деревенские знакомые, зная, что мы с Такаси собираемся продавать один из принадлежащих нам домов владельцу универмагов самообслуживания, ни слова не сказали нам о прошлом этого самого короля.

— Така рассказывал, что начал переговоры с королем супермаркета, лишь вникнув во все обстоятельства дела. Я, правда, не знаю, насколько подробно информировала его молодежная группа, — как обычно, тихим голосом, безразлично сказала жена, откровенно сомневаясь в том парне, который разговаривал с Такаси.

Но по зрелом размышлении я все же пришел к выводу, что Такаси интересовало только одно — сблизиться с молодежью, и разговор между ними шел лишь о поломке грузовика. Нежелание жителей деревни рассказать мне о том, что за человек король супермаркета, глубоко ранило мое самолюбие, оставило неприятный осадок.

— Даже если этот человек натурализовался в Японии, назвать его, корейца, королем — в этом поступке жителей деревни скрыто глубокое пренебрежение. Но почему все-таки никто мне не рассказал, что он собой представляет?

— Очень просто, Мицу-тян. Местные жители не хотят даже себе признаваться в том, что до сих пор находятся в экономической зависимости от корейца, которого двадцать лет назад пригнали сюда на лесозаготовки. Это подсознательное чувство, но именно оно послужило причиной того, что этого человека назвали королем. Болезнь деревни вступила в критическую фазу!

— Видимо, это так — болезнь вступила в критическую фазу, — согласился я мрачно. В этом действительно проявляется то, что глубоко укоренившаяся болезнь вступила в критическую фазу. Чувствуется, что нечто странное, мрачное и злое прокралось в отношения между жителями деревни и королем супермаркета. — И тем не менее все, что я слышал, все, что видел, возвратившись в деревню, не указывало на то, что положение столь уж критическое.

— Жители деревни уже давно привыкли к тому, что болезнь вступила в критическую фазу. Но они научились искусно скрывать это от посторонних, приезжающих сюда, — сказал настоятель таким тоном, будто разглашал тайну.

— Но все-таки что за человек этот король супермаркета?

— Плохой он или хороший — это тебя интересует? Ничего плохого сказать о нем не могу, Мицу-тян. Если же говорить о его торговых делах, то, скорее, плох не он, а как раз деревенские. И уж если кто и достоин порицания, так именно они. Хотя бы тот же случай с курами. Иногда я начинал опасаться, не замышляет ли он зла против деревни, но в данный момент ничего плохого сказать о нем не могу.

— Тем не менее он вызывает у вас неприязнь. И я все-таки думаю, что в его действиях есть что-то плохое для деревни в целом.

— Мы испытываем нечто большее, чем просто неприязнь, — грустно сказал настоятель, строго взглянув на меня. — Это трудно объяснить, Мицу-тян. Ясно одно — болезнь вступила в критическую фазу!