Фурия XXI века - [19]

– Выходит, что вам, Клара, повезло, вы легко отделались.

– Выходит, – грустно согласилась девушка.

– Спасибо, Клара, за информацию.

– Пожалуйста, но только вы не забудьте замолвить словечко за меня перед следователем.

– Не забуду, – обнадежила Мирослава наивную служительницу моды.

Впрочем, Волгина была уверена, что Клара к убийству Мерцалова отношения не имеет. Теперь ей предстояло знакомство с другими пассиями Мерцалова-младшего, и она решила поехать в хор «Кружевной платочек», чтобы послушать, как поет Матрена, и познакомиться поближе с воинственной Машей Цымлянской.

В клубе, где располагался хор, не было такой строгой охраны, как в модельном агентстве, ее легко пропустили в помещение, даже не взглянув на удостоверение. А обнаруженный ею в крохотной комнатушке руководитель хора, милый старичок, представившийся Аристархом Петровичем Кузьмичевым, сообщил, что Мирославе несказанно повезло – сейчас идет репетиция и она может, если хочет, послушать. Через несколько минут они уже сидели в полутемном зале, и Аристарх Петрович указал ей на Машу, заверив, что она просто бриллиант.

– Вот увидите, – горячо шептал в ухо детективу Кузьмичев, – наша Машенька далеко пойдет.

Мирослава промолчала.

– Вам, наверное, плохо видно, – он вручил ей театральный бинокль.

Волгина поблагодарила заботливого Аристарха Петровича и принялась рассматривать солистку. Маша оказалась высокой статной барышней с длинной косой толщиной в руку. Ну полная противоположность тростиночке Кларе.

– Скажите, пожалуйста, – тихо спросила Мирослава Кузьмичева, – а коса у Маши приплетена?

– Да что вы! – всплеснул руками Аристарх Петрович. – У нашей Маши все свое! Натуральное. И коса, и телеса.

Мирослава кивнула в знак благодарности.

– Вот такой и должна быть настоящая русская женщина. Пава! – гордо продолжил Кузьмичев. – Не то что сейчас по телевизору показывают, вы извините меня, конечно, но ведь ни кожи ни рожи!

– Мода такая, – улыбнулась Мирослава.

– Придумал черт моду, а сам ушел под воду, – бушевал громким шепотом руководитель хора, – это не мода, вот что я вам скажу! Это извращение! Издевательство над природой русской женщины.

– Возможно, вы правы, – тихо ответила Мирослава.

– Конечно, прав! – горячо проговорил он.

Мирослава тихонько коснулась его плеча.

– Давайте послушаем Матрену.

– Ой, простите меня, вот старый пень, привел вас слушать, а сам шумлю, – спохватился Кузьмичев и замолчал.

Несмотря на то что Мирослава не была любительницей хорового пения, она получила истинное удовольствие. «И это только репетиция, – подумала она, – а как же они поют во время выступлений».

Точно угадав ее мысли, Кузьмичев заверил ее:

– Наши девочки и на репетиции полностью выкладываются. Пойдемте ко мне в кабинет, – он взял ее под руку и повел к выходу из зала, – Маша переоденется, и вы с ней поговорите.

Мирослава не пыталась освободить свою руку, мужчин пожилого возраста она рассматривала как милых дедушек и не замечала вольностей, которые никогда не сошли бы с рук молодому мужчине.

Да и вел себя Аристарх Петрович не как престарелый ловелас, а как умудренный жизнью человек, рассматривающий молодых девушек и женщин как потенциальных дочек и внучек.

Оставив Мирославу в крохотной комнатенке, носящей гордое имя кабинет, сам Кузьмичев исчез. Вернулся он минут через пятнадцать запыхавшийся и немного смущенный.

– Вы извините, – пролепетал он, – но Машенька просит, чтобы вы прошли к ней в гримерку. Она у нас прима, – он развел руками, – и имеет свои небольшие капризы.

– В гримерку так в гримерку, – отозвалась Мирослава, не представлявшая до этого, что в хоре тоже есть примы.

– Идите за мной, здесь недалеко, – облегченно выдохнул Кузьмичев.

Гримерка Матрены раза в два превосходила по размерам кабинет руководителя хора. Маша сидела лицом к зеркалу и что-то делала со своим лицом. Услышав голос Аристарха Петровича, она медленно повернулась на своем крутящемся кресле.

– Я вас оставлю, – быстро сказал Кузьмичев и скрылся за дверью, тихо прикрыв ее за собой.

Мирослава подошла к певице и развернула удостоверение.

– Понятно, – сказала та, – Толика убили, и вы пришли спросить, не я ли это сделала. Сообщаю – не я.

– А кто? – спросила Мирослава.

– Ну вы даете! – всплеснула наливными белыми руками Маша. – Я почем знаю?

– Вы не очень хорошо расстались.

– Да, расстались мы нехорошо, ваша правда, – согласилась Маша, – но лично Толику я никакого физического вреда не причинила. Волосы я подергала Оксанке. А она, зараза, расцарапала мне лицо.

– Незаметно, – улыбнулась Мирослава.

– Так профессионалы за деньги постарались.

– За деньги Анатолия Мерцалова, – сказала Мирослава, а про себя подумала: «Вернее, за деньги его отца».

– Ну не за мои же! – искренне возмутилась Цымлянская. – Никто не просил его по бабам бегать.

– Вы сильно переживали?

– Я была в ярости! – подтвердила Маша.

– А потом жалели?

– О чем? – удивилась она.

– О том, что не сдержались.

– Скажете тоже, – рассмеялась Цымлянская, – если о чем и жалела, то только о том, что мало Оксанке вломила. Змея вероломная! – Она покачала в воздухе увесистым кулаком.

«Да, такая запросто коня на скаку остановит, – подумала про себя Мирослава, – но не жеребца, прыгающего из одной постели в другую».