Фундаментальная наука - [2]

— Хорошо Вы сказали: «какое отношение к нашему разговору имеет физика». Вернее было бы сказать: «какое отношение наш разговор имеет к физике». Могу утверждать, что сила трения имеет прямое отношение к предмету Вашего разговора.

Головачёв ухмыльнулся.

— Да, вы правы. Мы как раз обсуждали новые покрышки на моей машине.

— Ну что ж, пускай будут покрышки. Впредь попрошу отложить любые беседы до перемены. Садитесь.

Как только Головачёв сел, шушуканье на задней парте возобновилось. Правильно, обсуждался спор между ним и преподом.

— Господа, я просил Вас замолчать. Если хотите говорить в этой аудитории одновременно со мной, извольте сегодня сдать мне экзамен за весь семестр. Тогда я освобожу Вас от посещения лекций.

Шумок на задней парте стих. Но это не надолго. Слишком молод и не внушает должного для этих людей уважения Саша. И сейчас только первая лекция.

Звонок.

Студенты с шумом покидали аудиторию.

Головачёв специально пошёл по дальнему от него проходу, чтобы пройти мимо собирающегося Саши.

— Не выезжай, — только для Саши сказал он.

— Головачёв, задержитесь пожалуйста.

Тот со злобой посмотрел на Сашу, но остановился. Около двери остановились и его друзья.

— Я попросил остаться только Вас. Отпустите своих друзей, пускай обождут в коридоре, — сказал Саша, когда все остальные студенты вышли.

Головачёв усмехнулся и кивнул товарищам.

— Я Вас слушаю, Дмитрий.

— Я сказал — не выезжай. Я сюда не за твоими лекциями пришёл.

— Это видно. Но экзамен ты мне сможешь сдать только своими знаниями.

— Посмотрим.

— В Ваших глазах ясно читается фраза: «Ты не знаешь, кто я.» Должен отметить, что знакомы мы всего сто минут. Неужели этого достаточно, чтобы узнать друг друга?

— Мне — да. Послушай, ты не заставишь меня учить твою физику.

— Это я вижу. Но я могу заставить Вас молчать на лекциях. И могу заставить Вас сдать экзамен.

— Смотри, как бы тебя не заставили его принять.

— Не будем загадывать на будущее. Но я прошу впредь молчать на лекциях.

Головачёв едва не засмеялся.

— Что ж, — сказал Саша, — я попросил и предупредил. Все условности соблюдены.

Он усмехнулся.

— Больше я Вас не задерживаю.

Головачёв посмеиваясь вышел и Саша закрыл аудиторию.

***

Как же Саша хотел учить! Но ни степени ученой у него не было, ни в аспирантуре он не обучался и вообще кроме диплома этого института у него ничего не было. И после окончания института прошло три года. Кто его возьмёт работать? Стороннего человека с улицы поставить лекции читать? Ведь не знал Саша когда учился, что воспылает такой страстью к преподаванию. Вот и не пошёл по тропе науки в институте, а продолжил идти по своей собственной. А теперь захотел учить, потому что понял — это ему нужно, без этого он не проживёт.

Идею пойти на поклон к ректору он отбросил сразу. Саша поступил проще и, по его мнению, более разумно.

Весной, в апреле, он пошел в институт, дождался большой перемены после второй пары, вошёл в аудиторию, где читали лекции по физике, подошёл к доске, взял мел и изукрасил доску неровными рядами формул. Потом сел на первый ряд и дождался начала пары.

— Почему не вытерта доска? — поинтересовался вошедший преподаватель.

По аудитории пронесся легкий шум и дежурный пошёл мочить тряпку. Когда он возвращался, то увидел как студенты выходят из аудитории. Ему отдали его вещи.

— Что случилось?

— Да препод посмотрел на доску, обомлел, повернулся и спрашивает: «Кто это написал?» Встаёт с первой парты тот пацан, что сидел, помнишь, незнакомый? И говорит: «Я. А что, что-нибудь неправильно?» Препода аж передернуло и он попросил всех выйти из аудитории. Так что пошли, физики сегодня не будет.

Студенты покидали аудиторию, а преподаватель молча смотрел на Сашу.

— Видите ли, профессор, — сказал Саша, когда они остались наедине, — я очень хочу учить. Но у меня нет ученой степени и никакой возможности поступить в институт работать. Это, — он кивнул на покрытую формулами доску, — моя последняя надежда. Вы мне поможете?

Через пять минут в аудитории началось внеочередное заседание кафедры физики. Решили, что того, что написано на доске, достаточно минимум для трёх докторских диссертаций. И если Саша сможет за лето написать диссер, то осенью он начинает преподавать. Когда же Саша заявил, что работать он согласен на пол ставки или вообще за зарплату лаборанта, присутствующие заявили, что он сумасшедший. Саша ответил, что то, что написано на доске не может быть темой диссера, потому что против был еще первый автор всего этого и Саша полностью с ним согласен, что люди до этого еще не доросли. И предложил всем забыть то, что они видели на доске.

Но он пообещал написать за лето диссер на другую тему.

Согласились и с таким вариантом, и Саша пошёл домой. Не писать диссер, нет. У него было много других забот, диссер займёт не больше пары недель. А нацарапать на доске единую теорию поля — это так, для затравки.

Оставшиеся на заседании кафедры решили, что Саша — сумасшедший альтруист. Но если он не будет работать в этом институте — тогда можно распускать и всю кафедру физики. Потому что он один стоит их всех. А после беседы с ним всем стало ясно, что преподавать он может ничуть не хуже любого из них.