Фундаментальная наука - [11]

— А ментов не боишься? Выпившим — за руль.

— Нет.

— Надеешься на своё удостоверение?

— Аня, я ведь маг. Я могу быстро протрезветь. Это вызывает массу неприятных ощущений, но это возможно. А за руль я нетрезвым никогда не сажусь. Табу.

— Тогда — поехали.

«Ночь, хорошая светотехника, японская скрипачка… Вот, что значит хорошая раскрутка. Играет она хорошо, но не великолепно, а вот известность… Великих скрипачей современности и то… М-да. Хотя и забористо девчонка играет, забористо.» Саша мельком взглянул на Аню. Та сидела полуприкрыв веки, может дремала. Хотя нет, скорее всего — переваривала рассказ. Сашу тоже сейчас не очень тянуло к беседе, выговорился весь. Зато на душе было легко и спокойно. Как тогда, после разговора с отцом Григорием. Он как будто исповедался. Еще многое нужно будет ей рассказать, но позже, когда она будет готова услышать новые откровения. А сейчас так хорошо и легко. И ОНА рядом.

Так, молча, они и доехали домой.

— Слушай, а ты всегда так быстро ездишь? — спросила Аня, выходя из машины у своего подъезда.

— Да. Я еду с той скоростью, на которой уверен в себе и машине.

— Ясно. Будем привыкать, — последнюю фразу Аня произнесла потише, но так, чтобы Саша услышал. — Только, пожалуйста, не надо вот этих резких поворотов с визгом резины.

— Постараюсь. Это я так, слегка… — он покрутил ладонью в воздухе.

— Должное впечатление ты произвёл.

— Хорошее? — моментально спросил Саша.

— Как водитель — да, — растянула в улыбке лицо Аня.

— А как твою маму зовут?

— Мария.

— А отчество?

— Сергеевна. Хочешь познакомиться?

— Придётся. Потому как я намерен проводить тебя до дверей и передать в руки родителей, а на кухне в вашей квартире горит свет.

— Тогда пошли. И пусть все шишки достанутся тебе.

— Все?

— Да! — беспрекословно заявила Аня.

Но шишек Саше не досталось. Возможно, кой-чего перепало Ане, но не в его присутствии. Мария Сергеевна уговорила его на чашку чая и Саша ощутил себя зятем. А вот кем ощутила себя Аня…

***

Александр Николаевич собирал вещи в «дипломат», готовясь идти домой, когда к его столу подошёл Евгений Борисович — тот самый преподаватель, перед чьей лекцией Саша измарал доску весной. Он молча опустился на стул напротив Сашиного стола и посмотрел в глаза молодому преподавателю. Тот впитал его взгляд и тоже сел.

— Саша, ты очень хорошо преподаешь. Но ты понимаешь, что твоё положение на кафедре… в университете очень шаткое?

— Евгений Борисович, проблемы с Головачёвым не существует.

— Ты так думаешь? Но ты же знаешь…

— Я знаю о нём всё. И когда я говорю всё, я имею в виду ВСЁ. И именно поэтому я принял такую позицию. Евгений Борисович, я не уйду с кафедры.

— Мне бы твою уверенность… — вздохнул профессор. — Я про…

Тут вошла Наталья, секретарь кафедры.

— Саша, тебя вызывает ректор.

Взгляд Евгения Борисовича говорил яснее всяких слов: «Вот! Что я говорил!?» — Прекрасно! — сказал Саша, — А то я уже сам собирался записываться на приём. Евгений Борисович, если Вы хотите, я зайду и скажу Вам результат нашей беседы.

Профессор только кивнул.

— Добрый день, Анатолий Павлович, — поздоровался он войдя в длинный кабинет ректора. Тот сидел за своим столом и деловито копался в бумагах.

— Здравствуйте. Вы знаете, зачем я вас вызвал?

— Я думаю, это связано с некоторыми вопросами финансирования, — Саша хитро улыбнулся.

— А не слишком ли дерзко ты отвечаешь? — спросил Анатолий Павлович, поднимая взгляд от бумаг.

— А как давно мы перешли на «ты»?

— Молодой человек, Ваше положение в институте слишком шаткое, — ректор прищурился.

— Анатолий Павлович, я прекрасно понимаю, что своим устройством на работу я обязан только мольбам моей кафедры. Я так же сознаю, что буду работать в институте до тех пор, пока буду выгоден. И как только затраты, прямые или косвенные, приносимые мной, превысят мою пользу — я вылечу отсюда и никакие уговоры даже всего профессорско-преподавательского состава меня не спасут.

— Я вижу Вы вполне заслуживаете той откровенности, на которую рассчитывали входя сюда. Примите мои извинения.

— Благодарю Вас.

— Так вот. Головачёв нужен институту. И именно и только по тому вопросу, который Вы затронули. Вы ведь многое о нём слышали?

— Я знаю о нём ВСЁ.

— Значит Вы понимаете, что мы должны его учить и должны вручить ему диплом, какой бы бездарностью он ни был.

— Анатолий Павлович, я прошу Вас меня выслушать. Не перебивая. Я не верю в бездарных людей. У каждого есть талант к чему-то, даже у того, кого общество считает полным идиотом. Я готов ставить хорошие оценки по своему предметы любому человеку и вне зависимости от его познаний в нём, если я знаю, что это поможет ему учиться. Я ставлю оценку не студенту группы, а ЧЕЛОВЕКУ, оценивая, насколько он знает физику для себя. Меня не волнует, что он, возможно, поступил не на тот факультет и что физика ему напрочь не нужна — в наше время и в нашей стране это глупо. И к Головачёву я отношусь точно так же, он не исключение. Я вижу, что он может знать физику и я знаю его потенциал. Но он игнорирует меня, игнорирует всех преподавателей. А когда на нас, извините за выражение, «ложат», я считаю своим долгом показать такому человеку его место. Это всё.