Фуко - [17]
Можно сказать, что все это выглядит как появление, чего-то нового после Маркса. Похоже на то, что заговор молчания вокруг Государства оказался, наконец, нарушенным. Фуко не довольствуется утверждениями о том, что некоторые понятия следует пересмотреть, он даже не говорит этого, он это делает, предлагая тем самым новые координаты для практического действия. Где-то в глубинах грохочет битва с ее локальными тактиками и общей стратегией, но она действует не тотально, а с помощью промежуточных этапов, пригонок, конвергенции, наращиваний. Речь идет, скорее, о вопросе "Что делать?". Теоретическая привилегия, которую обычно предоставляют государству как аппарату власти, определенным образом влечет за собой практическую концепцию направляющей и централизующей партии, которая захватывает государственную власть; на самом же деле, наоборот, именно эта организационная концепция партии оправдывается данной теорией власти. Цель книги Фуко — иная теория, иная практика борьбы, иная стратегическая организация.
Предыдущей книгой была "Археология знания". Какую эволюцию мысли отражает книга "Надзирать и наказывать"? "Археология" была не только книгой размышлений или же теорией общей методологии, она давала новую ориентацию, новый взгляд на все предшествующие книги. "Археология" предлагала ввести различие между двумя типами практических формаций: одни из них являются "дискурсивными", или высказываниями, а другие — "недискурсивными", или средами. К примеру, в конце XVIII века клиническая медицина была дискурсивной, однако в качестве таковой она входила во взаимоотношения с массами и группами населения, зависевшими от иного типа формации и предполагавшими тем самым существование недискурсивных сред: "общественные институты, политические события, экономические практики и процессы". Разумеется, эти среды также порождают высказывания, а высказывания таким же образом определяют характер среды. Но как бы то ни было, эти две формации различны, хотя и пронизывают друг друга: между ними нет ни соответствий, ни изоморфизма, ни прямой причинно-следственной связи, ни символизации". Следовательно, "Археология" явилась промежуточным звеном: она четко разграничила две формы, но задаваясь целью определить форму высказываний, ограничилась негативным определением другой формы как "недискурсивной".
Книга "Надзирать и наказывать" стала новым шагом. Скажем, есть, например, такая "вещь", как тюрьма: она представляет собой формацию среды ("карцеральной" среды), и еще она — форма содержания (содержимым ее является узник). Но эта вещь, или форма отсылает не к "слову", которое могло бы ее обозначать, равно как и не к означающему, для которого она была бы означаемым. Она отсылает к совершенно иным словам и понятим, таким как "преступная деятельность" или "правонарушитель", в которых выражается новый способ высказывания о нарушениях законности, наказаниях и их субъектах. Назовем такой вид высказываний формой выражения. Между тем, хотя эти две формы и возникли в одно и то же время, в XVIII веке, они от этого не становятся менее различными. Уголовное право проделало эволюцию, которая заставила его формулировать высказывания о преступлениях и наказаниях в контексте "защиты общества" (уже не мести и не восстановления попранных прав суверена): эти знаки ад; ресовались душе или духу и устанавливали ассоциации идей [11] между правонарушениями и наказаниями (код). Тюрьма же как таковая стала новым способом воздействия на тело, и происхождение у нее совершенно иное, чем у уголовного права: "Тюрьма, суровый образ, в котором сгущены все виды строгого порядка, не является эндогенным элементом в исправительной системе, определившейся на рубеже XVIII–XIX веков"[12]. Суть в том, что уголовное право имеет отношение лишь к тому, что может быть сказано о проблеме преступности: это некий строй языка, классифицирующий правонарушения, привлекающий правонарушителей к судебной ответственности и "отмеряющий" наказания; это одно из семейств высказываний, а также еще и порог. Тюрьма же, со своей стороны, имеет дело со зримым: она не только претендует на то, чтобы сделать наглядно видимым преступление и преступника, но и сама образует некую видимость; прежде, чем стать образом камня, она формирует некий "режим света", она характеризуется "паноптизмом", то есть своеобразным визуальным расположением и световой средой, где надзиратель может видеть все без риска самому быть увиденным, а заключенные все время находятся в поле зрения и ничего не видят сами (центральная башня и камеры по кругу)[13]. Режим света и строй языка не обладают одной и той же формой и относятся к разным формациям. Теперь мы лучше понимаем, что Фуко непрестанно изучал эти две формы и в предыдущих книгах: в "Рождении клиники", по его собственным словам, — зримое и высказываемое; в "Истории безумия" — безумие в том виде, как его видят в больнице общего профиля, и безрассудство в той форме, в какой о нем говорится в медицине (а в XVII веке лечили не в больницах). То, что было постоянной темой всего творчества Фуко и существование чего было признано в "Археологии", но обозначено лишь негативно, как недискурсивные среды, находит в книге "Надзирать и наказывать" свою
Совместная книга двух выдающихся французских мыслителей — философа Жиля Делеза (1925–1995) и психоаналитика Феликса Гваттари (1930–1992) — посвящена одной из самых сложных и вместе с тем традиционных для философского исследования тем: что такое философия? Модель философии, которую предлагают авторы, отдает предпочтение имманентности и пространству перед трансцендентностью и временем. Философия — творчество — концептов" — работает в "плане имманенции" и этим отличается, в частности, от "мудростии религии, апеллирующих к трансцендентным реальностям.
«Логика ощущения»—единственное специальное обращение Жиля Делёза к изобразительному искусству. Детально разбирая произведения выдающегося английского живописца Фрэнсиса Бэкона (1909-1992), автор подвергает испытанию на художественном материале основные понятия своей философии и вместе с тем предлагает оригинальный взгляд на историю живописи. Для философов, искусствоведов, а также для всех, интересующихся культурой и искусством XX века.
Второй том «Капитализма и шизофрении» — не простое продолжение «Анти-Эдипа». Это целая сеть разнообразных, перекликающихся друг с другом плато, каждая точка которых потенциально связывается с любой другой, — ризома. Это различные пространства, рифленые и гладкие, по которым разбегаются в разные стороны линии ускользания, задающие новый стиль философствования. Это книга не просто провозглашает множественное, но стремится его воплотить, начиная всегда с середины, постоянно разгоняясь и размывая внешнее. Это текст, призванный запустить процесс мысли, отвергающий жесткие модели и протекающий сквозь неточные выражения ради строгого смысла…
«Анти-Эдип» — первая книга из дилогии авторов «Капитализм и шизофрения» — ключевая работа не только для самого Ж. Делёза, последнего великого философа, но и для всей философии второй половины XX — начала нынешнего века. Это последнее философское сочинение, которое можно поставить в один ряд с «Метафизикой» Аристотеля, «Государством» Платона, «Суммой теологии» Ф. Аквинского, «Рассуждениями о методе» Р. Декарта, «Критикой чистого разума» И. Канта, «Феноменологией духа» Г. В. Ф. Гегеля, «Так говорил Заратустра» Ф. Ницше, «Бытием и временем» М.
ДЕЛЁЗ Ж., ГВАТАРИ Ф. – КАПИТАЛИЗМ И ШИЗОФРЕНИЯ. АНТИ-ЭДИП.
Скандально известный роман австрийского писателя Леопольда фон Захер-Мазоха (1836–1895) «Венера в мехах» знаменит не столько своими литературными достоинствами, сколько именем автора, от которого получила свое название сексопатологическая практика мазохизма.Психологический и философский смысл этого явления раскрывается в исследовании современного французского мыслителя Жиля Делёза (род. 1925) «Представление Захер-Мазоха», а также в работах основоположника психоанализа Зигмунда Фрейда (1856–1939), русский перевод которых впервые публикуется в настоящем издании.
Книга будет интересна всем, кто неравнодушен к мнению больших учёных о ценности Знания, о путях его расширения и качествах, необходимых первопроходцам науки. Но в первую очередь она адресована старшей школе для обучения искусству мышления на конкретных примерах. Эти примеры представляют собой адаптированные фрагменты из трудов, писем, дневниковых записей, публицистических статей учёных-классиков и учёных нашего времени, подобранные тематически. Прилагаются Словарь и иллюстрированный Указатель имён, с краткими сведениями о характерном в деятельности и личности всех упоминаемых учёных.
Монография посвящена одной из ключевых проблем глобализации – нарастающей этнокультурной фрагментации общества, идущей на фоне системного кризиса современных наций. Для объяснения этого явления предложена концепция этно– и нациогенеза, обосновывающая исторически длительное сосуществование этноса и нации, понимаемых как онтологически различные общности, в которых индивид участвует одновременно. Нация и этнос сосуществуют с момента возникновения ранних государств, отличаются механизмами социогенеза, динамикой развития и связаны с различными для нации и этноса сферами бытия.
Из кн.: Афонасин Е.В. Античный гностицизм. СПб, 2002, с. 321–340.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.