Фронты - [17]

Вот таким был Отсосовский игорный дом госпожи Снасилкиной-Шестью, когда в город Отсосовск приехал известный столичный авангардист, финансовый интриган, авантюрист и сердцеед Израиль Алексеевич Блин.

С его приездом и началась эта занимательная история, о которую мы вам расскажем. История эта, впрочем, при своей занимательности ничем не примечательна, могла бы приключиться в любом из городов монархической Империи или даже Швеции. К тому же, Израиль Алексеевич Блин, как это ни странно, никак не повлиял на ее ход.

21

Во вторник частный пристав Хрюков проснулся от острой боли в боку. Едва разлепив веки, он сразу же понял, что чувствует себя преотвратно. Голова раскалывалась на составляющие детали, в левом ухе застряло что-то съестное, а в животе есть какой-то зародыш. К этому пристав осознал, что лежит он не в выгребной яме, как подумал сначала, а у себя на потертом персидском диване, одет Хрюков в мундир с именной саблей на боку. Она-то и вызывала острую боль в теле, причем, ножен на ней Хрюков не обнаружил. Отцепив саблю, он снял сапоги, сбросив их на пол возле дивана, и приподнял над подушкой опухшую голову:

— Мария Феоктистовна! Будьте любезны, рассолу! Если вас не затруднит, естеств-венно!..

На зов вошла горничная, француженка из Тоже-Парижа, тощая, как вяленая вобла. Поставив на стол кружку с рассолом, она стремительно вышла, неодобрительно шурша юбками и не дожидаясь, когда Хрюкову вздумается ее облапить.

После рассола сознание Хрюкова стало проясняться. Но тут-то в комнату снова вошла горничная.

— Вам письмо.

— Открой его и прочти, — сказал на это Хрюков.

— Никак нельзя-с. Оно секретное, — фыркнула горничная и вышла, оставив на столе пакет, весь заставленный сургучными печатями.

Хрюков уселся, сосредоточенный, на табурет и стал разглядывать письмо.

— Мю-лл-ер, — наконец прочитал он.

Хмель мигом слетел с пропитого лица пристава и вылетел в окно. Хрюков в миг осознал, что письмо из тайной Канцелярии при Ставке не предвещает ничего хорошего. Торопливо сломав печати, Хрюков вытащил и развернул лист голубой бумаги с водяными знаками.

Письмо гласило:

"От Императорской Тайной Канцелярии, в лице оной от тайного советника генерала Мюллера, частному приставу Запредельского уезда, города Отсосовска, Хрюкову.

По получении сей депеши, вам вменяется в обязанность незамедлительно установить негласный надзор над обитателем вверенного вам Отсосовской губернии Запредельского уезда города Отсосовска швецким вырожденцем, бароном Хоррисом де Секс-Мерином, каковой заподозрен в неблагонадежности, онанизме, марксизме-ленинизме и прочих противоправовых, антиимперских и запрещенных Высочайшими Указами деяниях, о чем и надлежит извещать Императорскую Тайную Канцелярию неукоснительно в тот же день по обнаружению.

На подлинном подпись свою с завитушками поставил и круглую печать приложил — генерал Мюллер."

— Ну что они там, покороче писать не могут! — проворчал Хрюков, с трудом продираясь сквозь сон и дебри письма. — Писали бы просто и ясно, ну там, «повесить», запороть", а то развезли тут пантолон благородных девиц… пристав поморщился и сплюнул в кружку рассола.

Впрочем, ни «вешать», ни «пороть» барона фон Хорриса пристав Хрюков не собирался. Поистинне, Хоррис был единственным покупателем мерзостного хрюковского самогона, пить который не мог даже сам пристав. Правда, больше двух-трех рублей за бутыль барон никогда не давал.

"Ну, жлоб швецкий, — радостно заерзал на табурете пристав, — погоди у меня… Вот соберу я дельце обо всех твоих художествах, да суну его тебе в рыльце, ты у меня и по червонцу стакан будешь брать, да еще спасибо скажешь!"

Хрюков немедленно погрузился в сладостные размышления, представив барона валяющегося в мундире у его ног, в параше.

— А я его, значит, сапогом по морде! — произнес он с довольной улыбкой.

Грезы схлынули и пристава вдруг обуял страх — а что если Мюллер пожелает проверить, как выполняются его указания? И уже подослал человека для слежки за самим приставом? Вон ведь, приехал какой- то, как бишь его фамилия… какая-то вкусная… Пельмень, что ли? Или Блин?

Хрюков вскочил с табурета и забегал по комнате, спотыкаясь о разбросанные на полу бутылки из-под сидра. Ему уже начинало казаться, что люди Мюллера сидят на окрестных деревьях и следят за выполнением приказа.

— А я — благонадежен? — в ужасе спросил себя Хрюков и оцепенел.

Потом, плотно затворив ставни, заперев дверь и люк в подпол, он снова нацепил саблю, сел на кровать, охватил голову руками и задумался.

22

"Итак, дуэль", — снова и снова повторял поручик Адамсон.

Накануне, приняв участие в избиении пилота Румбеля, поручик не на шутку разволновался и всю ночь отходил в обществе одной известной курсистки, обаяние которой, правда, позволило заснуть только под утро. Кое-как одевшись, он выпил из горла самурайского сидра и прилег на диван, мучительно дожидаясь прихода секундантов.

В это время в своем доме на окраине Отсосовска харчевался барон Хоррис. Съев два стакана сметаны, он ополоснул лицо и стал искать шпагу, ее он расколол вчера о компас пилота Румбеля, да позабыл.

Продолжая тщетные поиски, барон пришел в себя настолько, чтобы кое-что вспомнить: