From Moscow to love - [4]

Семен пожал плечами. Мнения остальных разделились. Это ясно видел Елисей. Кто-то счел, что последнее утверждение Семена относилось к нему самому, а вот кто-то был уверен, что к этим пустеньким историям маленьких людей.

И вот тогда я прозрел, что мне нужно делать. Я вышел из этой клиники и стал искать людей. Не просто людей, а настоящих людей. Я ищу писателей, тех, кто слышит музыку слов и может ее отразить на бумаге.

Могу рассказать кое-что о писателях. Во-первых, естественно, я обратил свой взор на всех уже известных. Сами знаете, что здесь много издательств. Эти издательства - "золотой клондайк" для меня. Там множество авторов. А какой автор не нуждается в идеях? Нет, таких авторов.

Про "нет таких авторов" Семен заявил очень убежденно. Но вот Елисей знал, что есть такие. Только истористу знать не положено, и не дай Бог ему додуматься.

Я стал подбираться к авторам. Сначала, как я говорил, известным. Я хочу, чтобы мои идеи читали миллионы. Это не совсем мои идеи, это все истории, которые я слышу и стремлюсь передать остальным. Ведь так много интересного. Но воплотить это я мог только через других авторов. И вот, я стал подбрасывать им идеи.

Знаете, как это делается? По началу, я был довольно глуп. Я пытался рассказать им. От этого потерял налаженный было контакт с одной милой писательницей. И не с одной.

Здесь Семен себя еще раз мысленно укорил за эту ошибку. Остальные посочувствовали, но в меру. У каждого свой груз ошибок и ошибочек.

А потом я придумал, нет, это даже не я придумал. Мне просто показалось, что я вполне могу подбрасывать им истории. Но вот как упаковать историю, саму идею, чтобы автор ее взял и написал. Я вам скажу, что в написании, чтобы взяло за душу, должна быть искра. А по-другому, еще это зовут душевным светом и страстным желание выразить идею на бумаге.

Мне припомнился все тот же старичок. Я достал монету из тех самых семидесяти двух рублей. Это была двухрублевая монета. Дальше, я нашептал историю о любви, предательстве, нежности и волшебных лодках, плавающих по небу. Потом я отправился к тому писателю, которому мне хотелось подарить эту историю. Я подбросил монетку в сдачу, которую ему дали в кафе. Он ее взял.

Знаете, как приятно увидеть, что лицо творческого человека озаряется светом и предвкушением. Это сильнее любых известных мне эмоций.

Другие приглашенные на этот ужин имели свою точку зрения на то, что является самой сильной эмоцией, но никто не стал перебивать Семена. У них будет время высказаться. А Семен? Он историст. Все истористы слегка чокнутые. Это ж надо столько историй хранить в своей голове.

Потом я стал подбрасывать истории по десятку штук в день. Я действовал, как умопомешанный. Но иногда авторы не брали монетки, а иногда, казалось бы известные, признанные авторы брали монетку, а истории не слышали. Я дивился, но потом понял, что некоторые глухи от рождения, а некоторые пишут, увы, не сами. Они лишь вывеска.

Монетки того старика кончились, но я научился нашептывать историю на любой предмет. Это забавно проследить за авторшей детективов. Она заказывает одежду. Приходит на примерку, а там ее осеняет. А еще, например, можно нашептать на чашку с кофе. Человек пьет и здесь!

Семен сильно возбудился. Сейчас только он осознал, что буквально орет. Другие его не одергивали. Повышенный тон им, конечно, не нравился, но это дело хозяина ужина. Елисея интересовало, будет ли продолжение у этой истории. Все ли понял московский историст. Ведь, если нет, то городу может совсем не помочь эта история, а лишь усугубить весеннюю депрессию. Семен заговорил тише и гораздо спокойнее.

Я почти целый год шептал, наговаривал, я понял, что я не бесполезен. Мне стало не хватать этих авторов. Ведь они пишут не очень-то и быстро, не считая отдельных личностей.

Семен усмехнулся.

Я тогда взялся за неизвестных авторов. Их очень много, но здесь надо пробовать. Мне нужны только талантливые и еще везучие. Некоторые же отказывались от моих историй. И такое бывало. Не хотел человек взять, что ему предлагалось. Кафе и разговоры непризнанных авторов мне мало, что дали. Но есть прекрасное изобретение человечества, так это интернет. Там есть весьма полезные ресурсы с тысячами этих авторов. А дальше дело техники. Конечно, здесь приходилось решать достоин ли автор моей истории. Ведь воплощение должно быть под стать истории. Но я хотел, чтобы истории воплощались. Пусть иногда коряво, но они должны жить, иначе слова умирают.

Семен искренне горевал по ненаписанным историям. Для него они были такими же родными, как и дети. Здесь Семен замолчал, а Елисей подумал, что все же ошибся он. Не знает историст всего, а это плохо, очень плохо.

Но сия эйфория длилась недолго. Длилась она до вопроса моей жены о том, знаю ли я, откуда слышу эти истории. Она хотела, чтобы я разобрался, как ко мне это приходит.

Елисей возликовал. Все же историст - хороший человек, хоть и несколько своеобразный. Городу должно быть приятно услышать остальное. Семен взял в руки свой бокал с вином и сделал глоток, в горле пересохло от такого множества слов. Семен отвык так много говорить.