Фрир. На задворках миров - [9]

Грюг аллергично закашлял.

— Водковку тьфу, — сказал котомонстр, сцепив зубы. — А ея не трогайте, оне с нами, ик. А шель тронешь — висе шесть глаз повыпоцарапаю, ик.

— А вот и наши герои! — разошелся противным скрипучим смехом Грюг. — Сначала хвост потуши, деревенщина, и научись считать: семь глаз, пьяная морда!

— Щето я ик мюбель давненько не дрял когутями, — потемнев глазами, угрожающе сказал котомонстр.

— Что-то давно я котами не закусывал, — не остался в долгу Грюг.

Хрюгог многозначительно показал клыки и почти удачно сфокусировал взгляд. Обе стороны замолчали, буравя друг друга глазами. Видимо, между ними давно тянулась многолетняя дружба, местами переходящая в открытые схватки. Шкафы и комоды выдвинули вперед все имеющиеся ящики, обнажив ряды зазубренных деревянных клыков, а злобный чайник металлически затявкал. Молли щелкнула своей зажигалкой, на вытянутой руке держа огонек пламени перед собой. Гин закатал рукава.

Вдруг Грюгу пришла в его деревянную голову идея.

— Так вы утверждаете, она тоже шкафный вампир, эта ваша барышня? Тогда пусть выкурит тапок, вот что. — Он ехидно сверкнул ручками ящиков, явно предвкушая нечто интересное.

Молли с Гином переглянулись, потом посмотрели на Сашу.

— Тапок выкурить? Всего-то делов… — небрежно произнесла Саша, взяв протянутую Молли самокрутку. В общем-то терять ей было уже нечего.

Грюг напряженно застыл.

Саша затянулась противным дымом. В глазах потемнело, но какими-то нечеловеческими усилиями ей удалось не раскашляться и не поперхнуться, учитывая, что на нее пялились готовые разорвать ее в клочки свирепые мебельные таможенники.

Наконец комод крякнул и задвинул ящики. Молли решила не терять зря времени:

— Ну, хватит тормозить, развалина. Какие тебе еще нужны доказательства? Теперь проводи нас до старого перехода. И отошли своих коллег — действуют на нервы.

Комод Грюг немного подумал, задумчиво поскреб себе бок крючком, а потом кивнул: «Ладно. Идите за мной. Здесь недалеко».

Это и правда было недалеко — метров через сто показался покосившийся указатель: «Зюкакаевка».

— Что поделать, всегда найдется вещь из дома, которая пойдет следом и, если нужно, закатит скандал или убьет человека на самом пороге. Я бы сам, наверное, не смог выкурить Молькины сигареты, такая пакость, — тихо сказал Гин Саше, пока Грюг ковылял впереди и не мог слышать их разговор. — Ты как, ничего?

— Великолепно, неужели по мне не видно, — с посеревшим лицом ответила Саша. — И чем дальше, тем лучше.

Они стояли и осматривались по сторонам. С виду обычная заброшенная деревенька, из тех, про которые давно позабыли в больших городах. Казалось, даже кошки сбежали отсюда в поисках лучшей судьбы.

Гин указал рукой вперед:

— Вот, Саш, полюбуйся. Вот так теперь выглядит официально построенный межпространственный переход. А как все хорошо начиналось лет пятьдесят назад! Всего-то и надо было: обеспечивать охрану перехода, чтобы ходить из Фрира туда и обратно, когда это еще было разрешено. Когда наши заселяли Зюкакаевку, скопировали в точности аккуратные деревенские домики, как у людей, сделали заборчики, все как на картинке. Поселились тут зюкакайи, по виду совсем почти люди, только не люди вовсе. Зюкакайи очень впечатлительная нелюдь, поначалу они никто, а потом становятся теми, с кем рядом живут. Шли годы, зюкакайи поначалу примерно вели хозяйство, а потом приспособились на Земле, спились, начали тащить в дома всякую рухлядь, домики обветшали, заборы развалились, да и переход захламили так, что просто позор. Похоже, совсем уже забыли, кто они. Даже начали ворчать на правительство, выписывать газеты и требовать социальной компенсации. Вот до чего докатились.

— А где они все сейчас? — опасливо спросила Саша, оглядываясь по сторонам. Поблизости не было ни души, как будто деревенька вымерла.

— У них сейчас смотр самодеятельности. Вот и афиша висит.

Гин указал на криво намалеванную афишу на заборе: «Смотр самодеятельности "Полет трактористов"».

— Ночью? — спросила Саша.

— А когда же? — искренне удивился Гин.

Они проходили мимо ярко освещенной огромной избы с покосившейся крышей, в которой гудели голоса и слышалась странная музыка. В Саше вдруг разыгралось любопытство. Еще никогда она не видела нелюдей, ставших людьми. Вскарабкавшись на толстое бревно, валявшееся без дела под окнами клуба, она осторожно заглянула в плохо вымытое окошко — за ним был виден типичный по виду сельский клуб, на сцене которого топтались под какой-то запредельный деревенский рэп плохо одетые приземистые мужички. Они, видимо, исполняли народный танец. Саша хотела уж было идти дальше, как вдруг мужички все разом подлетели над сценой, образовали в воздухе дугу, хлопнули в ладоши, зависли на минуту, потом сделали кульбит, развернулись и медленно и синхронно опустились на сцену. Публика зааплодировала с улюлюканьем.

Саша чуть было не скатилась от неожиданности с бревна.

— Вот тебе и деревенская самодеятельность, — сказала она себе под нос, осторожно слезая вниз.

— Сааа-а! Как тебя там? Где тебя носит?

Молли с Гином стояли у дверей какого-то сооружения, размером примерно три на три метра, похожего на полуразвалившийся сарай, где обычно хранят лопаты, вилы и другую сельскую утварь. Комод гремел замком, ругаясь на ржавчину и на нерадивость местного народца.