Фридрих Великий - [118]

Открыв карты перед королевой-императрицей, Фридрих намеревался поведать французам о своей полной уверенности в том, что австрийцы и русские плетут интриги. Они, несомненно, были осведомлены о них, но, возможно, не знали, что именно известно Фридриху. «Это, естественно, послужит поводом для обмена несколькими посланиями между этими дворами, — сообщал Митчел в Лондон, — и он (Фридрих) считает, что к концу августа французы решат, что уже слишком поздно предпринимать вторжение в Германию в качестве отвлекающего маневра».

Теперь уже едва ли что-либо могло изменить ход событий. Оценка поведения Фридриха зависит от искренности его веры в то, что Австрия, Россия и в конечном счете Франция намерены в удобное для себя время напасть на него, а в этом практически не было сомнений. Король получал детальные сообщения от фон Мальцана из Дрездена о договоренностях между Австрией и Саксонией относительно развертывания войск, а также отчеты о беседах с Кауницем из Вены; а он с уверенностью говорил о грядущем объединении России, Австрии и Франции против Пруссии.

Фридрих с некоторым нетерпением ожидал доклада Клингграффена из Вены. «Я начал, — писал Фридрих Вильгельмине, — переговоры с моими противниками. Я хочу, чтобы они открыто объявили о своих намерениях и тем самым оправдали перед всем миром мои действия». На следующий день, 29 июля, он вновь написал ей письмо, которое было исполнено любви и тревоги о ее здоровье: «У меня много причин для волнений, но одной из наиболее терзающих душу являешься ты. Сделай милость, но крайней мере утешь мое сердце и будь уверена в том, что никто не любит и не печется о тебе больше, чем твой старый брат».

Аудиенция Клингграффена у Марии Терезии прошла во дворце Шёнбрунн 26 июля — королева-императрица записала свои слова на листе бумаги и зачитала их послу. Ответ был настолько несодержательным, что явно подразумевал бескомпромиссный отказ. «Все находится на грани кризиса. Королева-императрица сочла все эти меры необходимыми для безопасности ее самой и ее союзников. Они не угрожают никому».

В письме из Потсдама от 2 августа король потребовал от Клингграффена немедленно еще раз испросить аудиенцию и проинформировать Марию Терезию, не оставляя у нее никаких сомнений, обо всем, что известно Фридриху, и чем это грозит. Именно Пруссии угрожают 120 000 русских и 80 000 австрийцев. Он повторил свое требование дать торжественное заверение в том, что намерения напасть на Пруссию в этом или следующем году отсутствуют. В состоянии мира или войны находятся он и королева-императрица? Ей решать.

Фридрих не питал иллюзий и знал, как все будет развиваться. Его разведка раскрыла планы австрийцев и их намерения, поэтому не оставалось никаких сомнений. В тот же день, 2 августа, он назначил Шверина командовать 24-тысячной армией в Силезии и поручил ему организовать оборону, если австрийцы предпримут действия со стороны Богемии и Моравии. «Война неизбежна», — написал он Вильгельмине 9 августа. Был день рождения принца Пруссии, Августа Вильгельма, и Фридрих подарил ему картину работы Вувермана, принятую с большой благодарностью. Его семья, включая братьев-военных, Августа Вильгельма и Генриха, была встревожена. Они боготворили и до некоторой степени побаивались короля, но, хорошо информированные, понимали, с какими трудностями может столкнуться Пруссия. Генрих — всегда настроенный скептически и несколько завидовавший целеустремленности Фридриха — чувствовал себя особенно неуверенно; он думал, что на короля оказывает влияние Винтерфельд, идеи которого он не разделял. Подевильс также беспокоился. Не лучше ли подождать? Дела могут еще пойти хорошо, и противники рассорятся. Подевильс сохранял хорошие отношения с Валори, и старый маркиз, давний добрый друг, чувствовал себя несчастным. Озабочены были и британцы. Они все еще надеялись, что Россию можно удержать в своем лагере, и их волновал вопрос, сколько Фридрих может сделать для обороны Ганновера, если получит то, на что рассчитывает.

Король отвечал, что, как ему известно, враждебные государства согласились отложить военные действия. Они полны решимости напасть на Пруссию. Кауниц прекрасно понял его тактику — Фридрих намерен выставить Вену неправой стороной. Он пользовался достоверной информацией от людей, близких к австрийскому канцлеру. Полные достоинства дипломатические маски ничего не скрывали. Кауниц хотел показать всему миру Фридриха-агрессора, если он сделает первый шаг; прусский король был в курсе этого. И все же основная карта Фридриха, его единственная защита — нанести удар первым, положиться на собственную скорость и решительность, а также на выучку и дисциплину прусской армии.

Клингграффена в Вене мучили проволочками. Кауниц доложил Марии Терезии о его втором демарше, она потребовала представления в письменной форме; об этом Клингграффен доложил Фридриху. Король пришел в бешенство. Почему посол не заготовил нужную бумагу заранее? Из предварительных бесед с Кауницем уже было ясно, что она потребуется, а теперь время утрачено. «Вы спутали мне карты!» — написал Фридрих 13 августа, делая послу резкий выговор за некомпетентность. Клингграффен должен был немедленно представить королеве-императрице документ и проинформировать Фридриха об ответе не позднее 21 августа.