Фридрих Великий - [102]

В конце письма к Людовику XV от 18 декабря Фридрих не без патетики заявил о том, каким позором для Европы обернется подобное усиление Австрии, а затем, уже спокойнее, заметил, что, вероятно, было бы менее рискованно с этим смириться. Его письмо можно интерпретировать лишь как попытку встревоженного человека измерить температуру и, возможно, найти слабое утешение. Его тревогам очень скоро было суждено сбыться.

В это время отношения Фридриха с Британией и Ганновером были скорее корректными. Он всегда уповал на то, что они улучшатся, когда Георг II отойдет в мир иной. Король Пруссии неплохо знал английскую конституцию, но полагал, и небеспричинно, что характер и расположение суверена играют не последнюю роль. Потому он опечалился, узнав о смерти принца Уэльского, «бедный Фред» умер в марте 1751 года. Фридрих очень надеялся на потепление отношений с переходом трона к нему. Теперь наследником предположительно становился тринадцатилетний мальчик, и он с тревогой пытался выяснить его настроения. В конце года Фридрих получил известие о подготовке нового союза: Россия, Австрия, Британия с Голландией и Саксонией. Фактически это было предложением оживить прежний альянс, а затем затащить в него Швецию, удержав ее таким образом от установления дружественных отношений с Францией, и, конечно, обеспечить сдерживание Пруссии. Этого не произошло, но беспокойство Фридриха не ослабевало и он о нем много писал. По его мнению, склонность к единению Les deux cours impèriales[165], Вены и Санкт-Петербурга, вызывала озабоченность, в то время как Лондон не утратил, как он выразился, своих необъяснимых симпатий к Вене. Фридрих надеялся, что это из-за враждебности к Франции.

Он уделял много времени и места в переписке такому предмету, как деньги. Иногда это касалось внутренних проблем: король следил за расходами Пруссии так пристально, что это становилось предметом насмешек. Фридрих мог написать резкое письмо послу по поводу его личных трат, но бывал очень щедр, если считал дело стоящим. Порой он занимался вопросами внешней торговли, например просил посольство в Париже изучить жалобу торговцев из Штеттина о французских пошлинах на вино. Время от времени возникали проблемы долгов Силезии — Фридрих называл их «dettes anglaises hypothèques»[166], деньги, которые требовала Британия в связи с так называемыми силезскими долгами[167]. По этому поводу лорд Хиндфорд — прежде посол в Берлине, а теперь в Санкт-Петербурге — в январе 1750 года посетил Пруссию. Фридрих с головой уходил в детали финансовых операций, когда дело касалось подобных международных споров, и казалось, что ему нравится их вести. В отношении некоторых вопросов он бывал покладистым, но в случае с Силезией напомнил Хиндфорду о пиратском поведении на морях некоторых английских кораблей. Разве это не уравновешивает спор? Разве не стоит рассмотреть возможность списания некоторой части долгов в качестве компенсации для его силезских подданных? Он считал, что стоит.

Фридрих тратил также много времени на вопросы обеспечения безопасности и секретности. Он разбирался с этим лично, быстро, с необычайной эффективностью и решительностью и мнил себя экспертом в таких делах. Король делал выговоры послам и министрам, если считал, что шифры используются неверно, или переписке, в современных терминах, присваивается завышенный уровень секретности. Если шифр оказывался раскрытым, Фридрих лично направлял инструкции о том, как ограничить понесенный от этого ущерб. И поскольку король время от времени посвящал в крайне секретную информацию привилегированную третью сторону — обычно французского посла, когда отношения между двумя странами были очень близкими, — то он прекрасно осознавал опасность ее разглашения.

Примером тому стал случай, произошедший в феврале 1750 года. Надежный и опытный Валори еще пребывал в Берлине. Фридрих после обычных клятв о неразглашении и недопустимости ссылок на источник информации показал ему одно сообщение. Позже Фридрих узнал, что австрийскому правительству стало известно, какой именно информацией прусский король поделился с французами. Это произошло благодаря тому, что его человек разгадал австрийский дипломатический шифр. Встала задача, как определить источник сведений австрийцев и не выказать им своей осведомленности о наличии такого источника, а главное, скрыть факт расшифровки их кодов. Такие проблемы возникали во все века. Фридрих проверил всю цепочку до Ганновера, где, как он предположил, раскрыли французские коды и таким образом узнали, о чем он поведал Валори, — та информация затем либо была доведена до австрийцев, либо они заполучили ее каким-то другим образом. Фридрих написал Валори скорее с сожалением, чем гневаясь на него, и предложил поменять все шифры для его преемника, Тирконнела.

Но наибольший интерес для Фридриха представляло составление концептуальных политических документов, помогавших освежать мысли, правильно оценивать европейскую ситуацию и расставлять по ранжиру специфические проблемы, стоящие перед Пруссией. Первый из них, названный «Первое политическое завещание», написан в 1752 году.