Фрейлина. Моя невероятная жизнь в тени Королевы - [7]

К тому времени мой прадед умер, и дед стал четвертым графом Лестером. Какое-то время мы жили в Ред-Хаусе в Холкеме вместе с пожилой горничной. Горничную прозвали Спиди[7] – очень уж медленно она ходила. Нам с Кэри нравилось жить в деревне. Мы играли с местными мальчишками в лесу – почему-то лес мы называли «ослиным».

А потом мы вернулись в семейное крыло в Холкеме. Я впервые жила в большом доме. Мысль о том, что теперь это наш официальный дом, мне страшно нравилась.

Деду нравилось со мной заниматься. Он рассказывал мне о сокровищах Холкема и даже показал Лестерский кодекс Леонардо да Винчи – рукопись на 72 страницах, – посвященный воде и звездам. Раз в две недели я доставала его из специального шкафа, где рукопись хранилась вместе с драгоценностями Куков и иллюминированной Библией.

Я лизала палец и переворачивала страницы, хмурясь на неразборчивое зеркальное письмо да Винчи, и с интересом рассматривала маленькие рисунки и чертежи. Кодекс первый граф купил во время гран-тура по Европе. Моя семья владела этим сокровищем не менее двухсот пятидесяти лет. К сожалению, отцу пришлось его продать – деньги нужны были на содержание поместья. На аукционе «Кристи» Лестерский кодекс купил американский бизнесмен Арманд Хаммер. В 1994 году рукопись за рекордные 30,8 миллиона долларов приобрел Билл Гейтс. Лестерский кодекс стал самой дорогой книгой в мире – и в нем сохранилась моя ДНК.

Вскоре жизнь в Холкеме вошла в нормальное русло. Отец продолжал служить в Шотландской гвардии, а мама возглавила женскую организацию Северного Норфолка. Мы с Кэри играли в большом доме. Особенно нам нравилось прятаться на чердаке, среди картин старых мастеров, которые казались слишком скромными, чтобы украшать стены официальных апартаментов.

Но во время войны поместье изменилось. В парке расположился лагерь военнопленных – сначала там держали итальянцев, потом немцев. Егеря помогали их охранять. Нам с Кэри было очень любопытно, и мы постоянно катались вокруг лагеря на наших пони, подглядывая за заключенными. Итальянцы были очень добродушными – они всегда махали нам и улыбались. Они даже подружились с нашей мамой, и та после войны наняла их сестер для работы в Холкеме: многие решили остаться в Англии.

Немцы были не столь дружелюбны, и мы с Кэри их побаивались. На штанах и рукавах у них были нашиты мишени – на случай побега. Егеря мечтали об этом, чтобы записать в своих охотничьих книжках: «14 фазанов, 6 куропаток, 1 немец». Насколько мне известно, военнопленные бежать не пытались – немцы больше боялись наших егерей, чем официальных охранников.

Пляж Холкем тоже изменился. Мы больше не могли устраивать пикники в дюнах, потому что там постоянно тренировались военные. На пляже стояли лондонские автобусы и такси, на которых летчики отрабатывали воздушные удары. После войны разбитые машины так и остались на пляже. Сейчас на их месте большая песчаная дюна. Думаю, большинство людей даже не догадываются, что скрыто под песком и медленно ржавеет в своей могиле.

Военные тренировались повсюду: и в лесу, и на дюнах, и на болоте. На краю болота был пруд, и там построили стену для очередной тренировки: сначала взрывали дымовую шашку, а потом солдаты вслепую должны были преодолеть стену и прыгнуть в пруд. Мы с Кэри обожали смотреть на эти занятия и всегда поддерживали солдат криками:

– Ну же, прыгайте, трусливые зайцы! Там не глубоко! Это всего лишь пруд!

Заслышав наши вопли, прибегал красный, разъяренный сержант:

– Вы что это тут делаете? Немедленно убирайтесь! Вы мешаете нашим тренировкам.

Мы хватали свои велосипеды и, хихикая, возвращались домой.

Мое детство было причудливой смесью беззаботных приключений на великолепной природе и мучительного страха войны. Когда мне исполнилось одиннадцать, играм с Кэри пришел конец. Меня отправили в пансион. Осенью 1943 года, держа в руках кожаный чемодан с написанным на нем моим именем, я села в поезд, идущий в Эссекс – там находилась небольшая школа для девочек Даунхэм. Из-за войны многие учителя ушли в армию или перешли на военные заводы. Учителей в школе почти не было, и я почти ничему там не научилась.

Школа располагалась в большом старинном доме. Первое время нам пришлось спать в подвалах из-за авиаснарядов. Промахнувшись по Лондону, они приземлялись совсем рядом с нашей школой. На наши кровати сыпалась штукатурка. Было очень страшно. После налетов я всегда ощупывала себя, цела ли я. Но никого из родителей это не беспокоило.

Я чувствовала себя очень одинокой и несчастной. Три года я жила без родителей и вдруг снова оказалась в одиночестве – да еще без милой Билли Уильямс и обожаемой Кэри. Но постепенно я освоилась, у меня появились друзья – в том числе Кэролайн Блэквуд. Позже Кэролайн стала писательницей и вышла замуж за Люсьена Фрейда[8]. Кэролайн вместе со мной ходила на уроки и постоянно пребывала в состоянии странной мечтательности. Чем старше я становилась, тем легче было учиться. А когда через два года ко мне присоединилась Кэри, жизнь совсем наладилась.

Директриса школы, миссис Кроуфорд, была женщиной весьма энергичной. Хотя у нее был муж, но жила она с другой учительницей, мисс Грэм. Когда-то миссис Кроуфорд играла в крикет за Шотландию и теперь старалась приобщить к этой игре и нас. Я подобные игры ненавидела. Я всегда старалась держаться поодаль, молилась, чтобы мяч не пролетел рядом, и безумно боялась криков: «Быстро! Лови, Энн!» Поймать мяч мне никогда не удавалось. Мяч для крикета очень твердый и бьет он очень больно. А вот лякросс