Фрейлина. Моя невероятная жизнь в тени Королевы - [3]

Когда это требовалось, мама становилась воплощением красоты и элегантности, но не забывала и о собственных увлечениях, которые зачастую были довольно рискованными. Мама была бесстрашной наездницей и гоняла на «Харли-Дэвидсоне» Мне она привила свою любовь к парусному спорту. Уже в пять лет я начала плавать на байдарке по волшебным речкам Бернэм-Овери-Стейт[6] и перестала, лишь когда мне исполнилось восемьдесят. Я всегда участвовала в местных гонках, но частенько оказывалась последней и приплывала к финишу, когда все уже расходились по домам.

Холкем был сугубо мужским поместьем, суровым и довольно старомодным. Мой прапрадед, второй граф, унаследовал отцовский титул в 1842 году. Он был графом, когда мой отец был еще мальчишкой. Прапрадед был настоящим брюзгой – даже жена должна была называть его Лестером. В молодости он как-то встретил в коридоре няню с ребенком и строго спросил:

– Чей это ребенок?

– Ваш, милорд, – ответила озадаченная няня.

Хрупкий, старый, прадед провел последние годы на раскладной кровати в парадных покоях. У него были очки в тонкой металлической оправе. Иногда он выбирался на улицу и катался по парку в конном экипаже вместе со своей многострадальной второй женой. Она сидела на подушке, пристегнутой к защитному крылу.

Холкем всегда был домом графов и менялся очень медленно. У мужчин и женщин здесь были строго определенные роли. Летом дамы выезжали в Милз-Хаус, старый особняк на пляже. Здесь они проводили свой «отпуск», когда могли наконец распустить волосы и избавиться от корсетов.

Дед рассказывал мне о наших предках с самого юного возраста. Я узнала, как первый граф Лестер в пятом своем воплощении (линия много раз прерывалась, и отец, у которого не было сыновей, стал очередным разочарованием), Томас Кук, отправился в гран-тур по Европе – в этакие роскошные каникулы длиной в целый год. Из Италии он отправил домой десятки картин и мраморных статуй. Чтобы произведения искусства не повредились при транспортировке, их переложили листьями и желудями дуба Quercus ilex – тогдашний вариант пузырчатой пленки.

Дед рассказывал, что эти желуди потом высадили в поместье – так появилась первая аллея каменных дубов (это вечнозеленое средиземноморское дерево называют еще дубом падуболистным) в Англии. Ландшафт поместья разработал сам прадед. Он отвел болота от дома, насадив сосновые леса, которые сегодня окаймляют пляж Холкем. До него подобными работами занимался первый граф в седьмом воплощении. Его даже прозвали Куком Норфолкским – такое огромное влияние на сельское хозяйства графства он оказал. Он стал одним из инициаторов сельскохозяйственной реформы в Британии.

Жизнь в Холкеме вращалась вокруг возделывания земли, и к этому занятию здесь относились очень серьезно. На землях поместья трудились десятки фермеров-арендаторов. Множество садовников присматривали за огромным садом и огородом. Чтобы персики и нектарины зрели быстрее, кирпичные стены обогревались кострами – по ночам за ними присматривали мальчишки. Жаркими летними днями я любила объезжать сады на велосипеде. Я срывала персик, сломя голову неслась к фонтану перед домом и плюхалась туда, чтобы немного остыть.

Важную роль в жизни Холкема играла охота – мой отец и все его друзья буквально жили этим. Охота соединяла Куков и королевскую семью – ведь Сандрингем находился всего в десяти милях, меньше получаса езды. Королева Мария однажды позвонила моей прапрабабушке, чтобы заехать к ней вместе с королем. Узнав об этом, мой прадед остался очень недоволен: «Заехать?! Господи, конечно же нет! Это не следует поощрять!»

Отец мой охотился с отцом королевы Елизаветы, королем Георгом VI, а мой прадед и дед – с королем Георгом V. Они охотились и в Холкеме, и в Сандрингеме, но Холкем был особенно хорош для охоты: дикие куропатки здесь водились в изобилии. Именно в Холкеме изобрели особый способ охоты – специально была насажена круглая роща, куда охотничьи собаки сгоняли дичь, что повышало эффективность стрельбы.

И здесь же была изобретена шляпа-котелок: один из моих предков настолько не любил непрактичные цилиндры, что отправился в Лондон и заказал совершенно новую шляпу. Качество ее он проверял, топая и прыгая по ней, пока окончательно не удовлетворился. С этого времени егеря стали носить шляпы «билли кук», названные в его честь.

У нашей семьи были и другие связи с королевской семьей. Хорошо известно, что Эдуард, принц Уэльский, а впоследствии король Эдуард VIII, имел немало романов с замужними, зрелыми аристократками, в том числе и с моей бабушкой по отцовской линии, Мэрион.

Отец мой был конюшим герцога Йоркского, а его сестра, моя тетя, леди Мэри Харви, была фрейлиной герцогини Йоркской после того, как та стала королевой. Когда в 1937 году герцог Йоркский стал королем Георгом VI, мой отец стал его главным конюшим. В 1953 году после коронации королевы Елизаветы II мама стала камер-фрау – высший титул фрейлины.

Отец всегда с большой любовью относился к королевской семье и был очень внимателен, когда они приезжали к нам с визитом. Мои первые воспоминания о принцессах Елизавете и Маргарет относятся к очень юному возрасту – мне было года два или три. Принцесса Елизавета была на пять лет старше – а это очень много, в моих глазах она была почти взрослой. Принцесса же Маргарет была старше меня всего на два года, и мы сразу же подружились. Она была озорной, веселой, изобретательной – лучшей подругой, какую только можно придумать. Мы носились по всему Холкему среди больших картин и статуй, устраивали веселые проделки в лабиринтах коридоров или выпрыгивали из дверей прямо на лакеев, которые несли большие серебряные подносы из кухни. Принцесса Елизавета всегда вела себя хорошо и вечно нам выговаривала: «Нельзя так вести себя, Маргарет! Ты не должна так поступать, Энн!»