Фрейлина - [41]

Многие жители деревни смотрели на Гвинет с любопытством и задумчивостью. Рован понял, что его собственные крестьяне, так же как трое Макайви, пытаются догадаться, любовница ему Гвинет или нет.

Эта мысль еще сильней разожгла его гнев, хотя их предположение было не совсем нелепым. Гвинет была молода, красива и имела титул. Она может быть подходящей женой для лорда.

«Для другого лорда, не для меня», — подумал он сердито. И тем более сердито, что не мог отрицать: он считает ее привлекательной.

Рован хотел отослать Гвинет от себя, потому что она слишком волновала его. Так волновала, что он терял разум.

Он пытался убедить себя, что Гвинет раздражает его лишь потому, что была так дорога для Кэтрин. Его жена хотела, чтобы Гвинет была рядом, а его даже не узнавала.

«Мне нужно быть вдали от Гвинет», — подумал он. Выражение ласковой серьезности, которое было на ее безупречно правильном лице, когда она говорила с теми, кто проходил мимо, вызывало у него огромное желание закричать: «Нет!», выйти отсюда, найти коня и ускакать…

Ускакать, чтобы забыть.

В конце дня Тристан стал настойчиво просить своего господина, чтобы тот прервал свое бдение у тела покойной и поел. Но Рован не мог этого сделать. Он знал, что Гвинет находится всего в нескольких футах от него и что ей больше нечего делать с тех пор, как они закрыли большой зал для пришедших проститься, а значит, она может услышать его. Но он не мог заставить себя быть осторожным.

— Оставьте меня с моей супругой на всю ночь, — приказал он.

— Мой дорогой лорд… — начал Тристан.

— Оставьте меня, — повторил он.

Тристан хорошо знал его — и подчинился. Когда он увел Гвинет из зала, Рован лишь смутно осознал, что она уходит.

Он не простоял на ногах всю ночь. Он взял одно из больших, обитых парчой кресел, которые стояли возле камина, переставил его к гробу и уснул.

Никто не беспокоил его до утра. Когда Тристан пришел взглянуть на своего господина, Рован приказал ему:

— Не оставляй ее одну. Она не хотела бы остаться одна.

— Я буду здесь, милорд, при ней, пока вы не вернетесь, — ответил Тристан, кашлянул, прочищая горло, и добавил: — В десять часов мы отнесем леди Кэтрин в часовню, на службу, если вы согласны.

— Да, — сказал Рован и, кивнув, ушел.

Придя в свои комнаты, он остро почувствовал, что они стали совсем другими. Он не спал здесь с тех пор, как Кэтрин тяжело заболела. Когда он был дома, то спал рядом с ней или не спал вообще. Несчастный случай с женой в одно мгновение изменил его жизнь. До этой беды он был счастливым человеком, а после ее смерти его душа быстро опустела. Еще до возвращения королевы он решил отдать свое сердце государству. Каждому мужчине нужно иметь страсть, и Рован, потеряв прежнюю Кэтрин, сделал своей страстью родную страну.

Сейчас он с трудом мог вспомнить, когда они с женой были по-настоящему счастливы. После смерти Кэтрин его душа опустела.

«Да, жизнь не слишком честно обходится с людьми», — с горечью подумал он. Кэтрин была всегда доброй, всегда хотела для людей только хорошего, но судьба обошлась с ней жестоко. А дураки, сумасшедшие и палачи, кажется, живут долго и хорошо.

Он приказал, чтобы ему принесли ванну и воду, потом неспешно вымылся и оделся. Для него было важно выглядеть самым лучшим образом, когда он будет отдавать последние почести Кэтрин. Под конец, уже надев шотландскую одежду и броши — знаки своего клана, он немного помедлил. Нужно было произнести последние молитвы — это был венец всей траурной церемонии. Но он не мог больше медлить.

Когда он вошел в большой зал, его люди уже были готовы. Они подняли гроб так нежно и заботливо, как будто Кэтрин всего лишь спала, а преподобный Кеох встал впереди гроба. Домочадцы Рована собрались вокруг него. Он подал знак кивком, и священник начал читать молитвы. Процессия пересекла зал и вышла во двор, а оттуда проследовала в часовню, стоявшую у одной из боковых стен замка.

Слова, которые говорились ради ее души, как будто сливались воедино, в одном пламенном порыве. Рован чувствовал, что не нужно молить Бога, чтобы Он принял Кэтрин. Если Бог есть, она уже с Ним и под Его охраной.

Он был благодарен преподобному Кеоху за то, что этот добрый человек произносил лишь слова, входившие в похоронный обряд. Он не упоминал обо всем мире в целом, о добре и зле и о том, как люди должны молиться. Он лишь красноречиво говорил о Кэтрин. Когда он закончил, все присутствующие снова подходили к умершей, целуя гроб или бросая полевые цветы сверху и вокруг него. На этом служба наконец завершилась.

Рован вышел из часовни. Он знал, что его рабочие уже ждали поблизости, чтобы должным образом установить гроб с телом Кэтрин в семейный склеп, в нишу рядом с тем местом, где лежали его родители и другие предки.

Каменщики уже готовили великолепную плиту для гробницы, которая теперь будет безмолвным памятником леди Кэтрин.

Рован знал: от него ожидают, что он еще раз пригласит в замок местных дворян и жителей деревни, но был не в состоянии этого сделать. Он поручил все Тристану и своей незваной гостье, леди Гвинет, а сам пошел на конюшню, сел на коня и ускакал, как недавно мечтал.