Фрейлина - [20]

Позже, когда они вернулись в Холируд, Гвинет услышала, как лорд Джеймс тихо сказал Ровану:

— Если они собираются скакать по лесам, ища развлечений, то должны научиться ездить верхом.

Гвинет очень хотела повернуться к брату королевы и вступить с ним в спор, но, к своему удивлению, обнаружила, что ей незачем это делать.

— Джеймс, я думаю, что эта леди ездит верхом ничуть не хуже любой другой женщины, а может быть, не хуже любого мужчины. Никто не может усидеть на падающей лошади. Если лошадь валяется на земле, там же должен валяться и всадник.

Гвинет, потрясенная тем, что Рован защищает ее, не была готова к тому, что произошло потом. Один из рослых, широкоплечих охранников подошел к ней, желая и взять за руку и проводить во дворец.

— Спасибо, я могу идти сама, — настаивала она. — Я не пострадала, на меня только налипло много листьев.

Охранник взглянул на Марию, та кивнула, и лишь после этого ей позволили стоять самой на ногах.

Она убежала в свою комнату, желая как можно скорее избавиться от этой излишней заботы.

Рован видел, как Гвинет уходила, и удивлялся тому, как легко она может тронуть его сердце. Он не знал, что его так привлекает в ней — выражение глаз, страсть, которая звучит в ее голосе, или сочетание яростной воинственности и невинности.

— Лорд Рован! — позвала Мария.

— Что, моя королева?

— Я действительно желала поговорить с вами вне дворца, но возможности не было. Не проводите ли вы меня в мои комнаты?

— Готов выполнить все, что вам угодно.

Он понял, что, пока он спасал Гвинет, Мария и Джеймс говорили между собой о чем-то, поскольку лорд Стюарт явно знал, что именно королева собирается сказать ему, Ровану. И действительно, именно Джеймс провел их в маленькую приемную, находившуюся рядом с покоями королевы.

Для их удовольствия в комнату принесли прекраснейшее французское вино. Рован предпочитал хороший шотландский эль или виски, но сказал изящный комплимент по поводу выбора королевы. Она не сидела в королевском кресле с высокой спинкой, в котором ей полагалось принимать иностранных послов, а выбрала один из обитых парчой стульев, стоявших перед огнем.

Джеймс не стал садиться вообще, а остался стоять у камина. Мария жестом велела Ровану подойти к ней, и он выполнил ее желание. Его любопытство росло с каждой секундой.

— Мне известно от людей, заслуживающих доверия, что вы находитесь в дружеских отношениях с моей кузиной, — начала Мария.

Он снова сел: слова королевы застали его врасплох.

— С королевой Елизаветой?

«Чему тут удивляться? — выругал он себя. — У Марии очень талантливые министры, которые служат ей много лет».

— Да.

— Мать моей жены состоит в дальнем родстве с ее величеством, — сказал он.

— Родственные связи — хорошая вещь, верно? — спросила королева. — Нас учат чтить наших отцов и матерей. Поэтому странно, что в делах политики и королевской власти можно причинить так много зла тем, кого любишь. Но сейчас речь идет не об этом. Мы играем в очень сложную игру — я и Елизавета. Я никогда не встречалась с моей кузиной и знаю ее только по письмам и по чужим рассказам. Сейчас мы заняты серьезными вопросами. Я не утвердила договор между нашими странами, потому что она тоже не подписала свое завещание.

Об этом Рован уже знал.

— Я полагаю, — осторожно заметил он, — что Елизавета считает себя еще молодой и не хочет думать о том, что будет после ее смерти.

Мария покачала головой и заявила:

— Она должна согласиться, что я — прирожденная наследница ее короны.

Рован молчал. Он был уверен, что Марии понятно, почему Елизавета колеблется. Англия теперь твердо придерживалась протестантской веры. Если английская королева признает своей наследницей католичку, это может привести к церковному расколу в ее стране. Рован знал, что правившим Англией протестантам была не по душе королева Шотландии, как сторонница католической веры. Хотя, если иметь в виду только порядок родства, требование Марии, вероятно, было справедливым. Но существовали и другие внуки и внучки Генриха VIII, и среди них — Кэтрин, сестра несчастной леди Джейн Грей, которую прозвали «девятидневная королева». После того как умер единственный сын Генриха VIII Эдуард, протестантская партия возвела Джейн на трон. Но сторонники другой Марии, католички, дочери Катерины Арагонской, легко разгромили защитников Джейн. В конце концов «девятидневной королеве» отрубили голову на эшафоте — но не потому, что родные поспешили усадить ее на трон, а за то, что Джейн отказалась сменить веру, когда Мария этого потребовала. Та Мария приобрела себе так много сторонников именно благодаря тому, что имела законное право вступить на престол. И по ее приказу было казнено много видных протестантов, из-за чего она получила прозвище Мария Кровавая. Елизавета взошла на престол после смерти той Марии и положила конец преследованиям за веру, но в сердцах и умах англичан еще жила память о пролитой крови, и теперь они не хотели, чтобы ими правила католичка.

— Мы все знаем, почему Елизавета медлит, — сказал он.

— Вот в этом-то и дело. Вы знаете, лорд Рован, что я не намерена силой навязывать свои верования моему народу, который теперь следует по пути шотландской церкви. Если Елизавета будет знать это и верить в это так же, как верю я, не думаю, что она станет дальше затягивать переговоры. У вас с ней дружеские отношения. Вы можете попросить ее об аудиенции, чтобы пожелать ей доброго здоровья, а во время встречи с ней можете рассказать ей то, что узнали обо мне.