Фрегаты идут на абордаж - [2]

Мужчина глубоко вздохнул и двинулся дальше. Один-единственный корабль достался ему в наследство, к тому же они были ровесниками: вот уже тридцать с лишним лет бороздил «Мерсвин» морские просторы, знавал лютую стужу в гавани Архангельска и невыносимый жар тропического солнца у берегов Гвинеи и Бразилии. Что и говорить, одряхлел трудяга «Мерсвин». Но если его хозяину суждено стать членом правления гильдии капитанов и шкиперов, тогда…

У противоположного берега покачивались на волнах корабли Томаса Утенхольта: добрая дюжина солидных «купцов», многие из которых выделялись хорошим пушечным вооружением. Старый Утенхольт распорядился перестроить свои самые большие парусники на манер военных фрегатов: со сплошными батарейными палубами. И в самом деле, его трехмачтовые галионы, будь то «Солнце» или, к примеру, «Св. Бернхард», если не ходовыми качествами, то мощью бортового залпа могли потягаться с иным фрегатом. Конечно, все это делалось за счет места в грузовых трюмах, да и команду приходилось набирать вдвое большую против обычной для торговых судов, а это влекло за собой двойные расходы на провиант и жалованье матросам и офицерам. Но уж кто-кто, а Утенхольт считать умел. Ведь все эти расходы с лихвой окупались только тогда, когда в трюмы таких судов грузили серебро, золото, слоновую кость или пряности, ценившиеся не менее золота: имбирь, гвоздику, шафран, перец или совсем редкие в Европе корицу и мирру, мускус и ладан. Но и это не было пределом предприимчивости Томаса Утенхольта. Дело в том, что город Гамбург не располагал собственными военными кораблями для защиты торговых караванов от пиратов и каперов, и Утенхольт сумел извлечь для себя выгоду из этого обстоятельства, заставляя шкиперов и судовладельцев платить большие деньги, если они желали выйти в море под охраной бортовых батарей его судов.

О да, этот Утенхольт всегда умел с выгодой использовать любые обстоятельства, от чего и стал одним из самых влиятельных людей в городе, с мнением которого приходилось считаться не только тем, кто имел непосредственное отношение к гильдии капитанов. В правлении последней его голос стоил подчас десяти. И если бы Утенхольту пришло в голову поддержать его, Берента Карфангера, на выборах в правление гильдии, вряд ли нашелся бы человек, посмевший ему перечить. Только все это представлялось весьма сомнительным: с чего бы это Утенхольту, не заработавшему на охране его судна ни гроша, за него голосовать? И дело тут не в том, что «Мерсвин» пускался в плавание под охраной пушек других частных конвоиров — нет, его хозяин вообще никогда не плавал в сопровождении конвойных судов, и всегда полагался лишь на собственную голову да на сноровку команды. И у него были все основания действовать таким образом, ибо в одиночку он мог ходить под парусами намного быстрее и маневреннее, чем в составе каравана неповоротливых «купцов», когда приходилось подстраиваться под самый тихоходный из них и в каждом порту ждать, пока не будут разгружены и вновь загружены все суда до последнего. Вот и выходило, что он нередко успевал сделать по два рейса в год, в то время как другие довольствовались лишь одним. Кроме того, отпадала необходимость придерживаться большей частью раз и навсегда строго установленных морских путей, по которым торговые караваны ходили в Архангельск, к берегам Англии, Голландии, Франции, Испании и Португалии, иногда отваживаясь заходить в Средиземное море и достигать итальянского берега. Плавание в Балтийском море стало опасным делом, с тех пор как морскими путями и всей торговлей там завладели шведы. Гораздо чаще он отправлялся к побережью Западной Африки, а то и пересекал Атлантический океан, чтобы попасть в Бразилию или к островам Карибского моря, где можно было загрузить трюм ценнейшим товаром самому, не прибегая к услугам перекупщиков из Кадиса и Лиссабона, Амстердама и Лондона — этих пройдох с бульдожьей хваткой. Разумеется все эти выгодные обстоятельства требовали изрядного мужества и сопровождались огромным риском, на который мог пойти далеко не каждый, тем более что рисковать приходилось, в первую очередь, собственной головой. Что касается походов в Индию, к ост-индским островам или к западному побережью Америки, то они были сопряжены, пожалуй, с не меньшим риском: ведь нужно было огибать мыс Доброй Надежды или зловещий мыс Горн и порой неделями противостоять натиску ураганов и гигантских волн.

Мужчина, уже основательно промокший, повернул, наконец, к дому братства мореходов, и тут ему вдруг пришла на ум еще одна причина, по которой он предпочитал выходить в море в одиночку — причина, о которой менее весе следовало знать Томасу Утенхольту, по крайней мере, до поры.

Позднее, если ему и впрямь суждено стать членом правления гильдии, он ее скрывать не станет. А пока лучше всего осторожно помалкивать насчет того, что сам он к частным конвоирам не питает никакого доверия, а уж к Томасу Утенхольту — и подавно. Ясно, что тот заботится лишь о толщине собственного кошелька: какое ему дело до безопасности гамбургских торговых судов, пусть даже он и разглагольствует о ней при каждом удобном случае.