Фредди Меркьюри. Жизнь его словами - [15]
На самом деле это были три песни, и я просто соединил их вместе. Я всегда хотел сделать что-нибудь оперное, что-то задающее настроение в самом начале, потом переходящее в роковую вещь, которая внезапно прерывает оперную часть — хитрый трюк — и затем возвращается к исходной теме. Честно говоря, я не очень силен в опере: знаю несколько произведений. Я хотел создать нечто в этом направлении, что, как мне казалось, было по силам Queen. Я не говорю, что это настоящая опера, ни в коем случае, это не сжатая версия «Волшебной флейты». Я не утверждал, что я поклонник оперы и что я разбираюсь в этом жанре, я просто хотел сделать оперу в рок-н-ролльном ключе. А почему бы и нет? Получилось настолько хорошо, насколько позволяли мои ограниченные возможности.
Мне нравится думать, что мы вышли из рок-н-ролла, зовите это как хотите, и что нас ничего не сдерживает. Все открыто, особенно сейчас, когда все стараются попробовать себя, осваивая новые территории. Как раз это мы и старались делать на протяжении многих лет. Никто не пытается экспериментировать с балетом. Это звучит шокирующе и экстремально, но я уверен, что придет время, когда это будет в порядке вещей. Именно это я и попробую сделать — не получится так не получится, попробую что-нибудь другое.
Над Rhapsody пришлось много думать, она появилась не из воздуха. Для некоторых песен просто необходим подобный помпезный стиль. Я работал как сумасшедший. Я очень хотел сделать такого рода песню. Я специально кое-что изучил. Хоть это и было несерьезно, псевдоопера, тем не менее я хотел, чтобы она стала по-настоящему композицией Queen. Мне очень нравятся оперные вещи. Мне хотелось создать потрясающие вокальные партии, потому что нас постоянно сравнивают с другими, что очень глупо. Если послушать оперную часть, станет очевидно, что здесь не может быть никакого сравнения, чего мы и добивались.
Хотите, чтобы я раскрыл несколько профессиональных секретов? Ладно. На самом деле это была колоссальная задача, поскольку композиция соединяла в себе три отдельные секции. Каждая требовала огромных усилий. Оперная секция в середине оказалась самой трудоемкой, потому что мы хотели воссоздать грандиозное оперное звучание силами всего троих поющих — Брайана, Роджера и меня. Это подразумевало многослойную запись и многое другое. Думаю, втроем мы создали эффект хора в 160–200 голосов.
Там нужно было сделать партию «No, no, no!» — такая эскалация; так вот, мы втроем делали это «No, no, no, no, no, no, no!» раз, наверное, сто пятьдесят. Тогда были только 16-дорожечные студии. Теперь есть и 24- и 36-дорожечные и даже больше. Для этой песни нам приходилось делать множество наложений с шестнадцатью дорожками, мы записывали и записывали один трек поверх другого, так что пленка становилась абсолютно прозрачной и больше уже просто не могла выдержать. Я думаю, она даже порвалась в двух местах.
Это была огромная работа. Я все это держал в голове и заставлял Роджера, Брайана и Джона играть такие партии, что они просто удивлялись: «Что это вообще такое?» Это были, например, такие куски: один аккорд и затем длиннющая пауза, и они все говорили: «Это же смешно!» Но я-то представлял, куда встанет каждый кусочек. На эту запись ушла уйма времени.
Я развею некоторые иллюзии. Это была всего лишь одна из песен, написанных мной для этого альбома, — просто часть моего песенного материала. Я почти отказался от этой песни еще в самом начале работы над ней, но потом она все-таки во что-то превратилась.
Тогда мы переживали очередной этап нашего развития. Думаю, время и удача были на нашей стороне. Это был период альбома Night At The Opera [1975], когда мы сочиняли как сумасшедшие. Была жажда работы — азарт, воодушевление, постоянная борьба, что было очень здорово. У нас было столько идей. Да, по правде говоря, мы немного перестарались с этим альбомом — впрочем, как и со многими другими. В определенных случаях мы всегда чувствуем, что заходим слишком далеко. Но с чем-то стоящим нестрашно и перестараться!
Многие критиковали Bohemian Rhapsody, но вы можете ее с чем-нибудь сравнить? Назовите мне хоть одну группу, которая сделала оперный сингл. Я никого не припоминаю. Но мы создали оперный сингл не потому, что этого до нас никто не делал, просто так получилось.
Rhapsody была целой эпохой, и она была очень своевременной. Было очень подходящее время для такой композиции. Честно говоря, если бы мы выпустили ее сегодня, не думаю, что она бы стала таким большим хитом. Я не скромничаю; тогда мы почувствовали необходимость сделать что-то такое возвышенное. Я просто думаю, что если бы эта вещь не была написана тогда, то сегодня я бы ее уже не смог написать, потому что чувствую сегодняшнюю атмосферу. Поэтому я пишу такие песни, как Body Language [1982]. Я не считаю, что Body Language ниже по достоинству, чем Rhapsody, если вы понимаете, что я имею в виду. Я думаю, обе эти вещи по-своему хороши.
Если кто-нибудь думает, что из-за огромного успеха Bohemian Rhapsody я вдруг вернусь к ней и выпущу римейк, то он сильно ошибается. Я не собираюсь этого делать ни при каких обстоятельствах. Необходимо каждый раз придумывать что-то новое, своевременное. Если у тебя не получается придумать чего-то нового, когда это нужно, лучше вообще об этом забыть. Нельзя жить прошлым, и я не могу жить одной
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.