Фрайди - [16]
Как-то вечером ко мне зашел Босс, волоча за собой костыли и недовольно фыркая себе под нос. За его спиной маячила Рыжик. Он грузно уселся в кресло для посетителей и небрежно бросил Рыжику:
— Спасибо, сестра, вы мне не нужны. — Потом повернулся ко мне и сказал: — Разденься.
В устах любого другого мужчины это имело бы или оскорбительный, или очень заманчивый смысл — смотря по обстоятельствам. Исходя же от Босса, это означало лишь, что он просто хочет, чтобы я сняла с себя одежду. Рыжик, по-видимому, поняла это, поскольку, услышав приказание Босса, кивнула и вышла, а Рыжик принадлежала к такому сорту медсестер, что дала бы прикурить самому Джеку Потрошителю, вздумай он покуситься на кого-то из ее пациентов.
Я быстро стащила с себя одежду и молча застыла в ожидании. Он оглядел меня сверху до низу и буркнул:
— Они стали совершенно одинаковыми.
— Мне тоже так кажется.
— Доктор Крэсни сказал, что провел тест на функциональность. Результат положительный.
— Да, он сделал какой-то трюк с моим гормональным балансом, и из них чуть-чуть закапало. Забавное ощущение… Потом он восстановил баланс, и они тут же высохли.
Босс хмыкнул.
— Повернись. Так… Покажи правую ступню. Теперь левую. Достаточно. Следы от ожогов исчезли.
— Те, что видны мне, да. Доктор сказал, что и остальные тоже. Саднить они перестали, так что, наверно, он не соврал.
— Одевайся. Доктор Крэсни говорит, что с тобой все нормально.
— Если бы я была нормальнее, чем сейчас, вам пришлось бы выпустить мне немного крови.
— Нормально — это предел. Нельзя быть более нормальным или менее. Да — да, нет — нет.
— Ладно. Я нормальнейшая.
— Пустая болтовня. Завтра с утра ты отправляешься на реабилитационный тренировочный курс. Собери вещи и будь готова в ноль-девять-сто.
— Я прибыла сюда не по своей охоте и на сборы у меня уйдет секунд десять. Но мне нужно новое удостоверение личности, новый паспорт, новая кредитная карточка и немало наличных, потому что…
— Все это ты получишь до ноля-девяти.
— Потому что я не собираюсь отправляться на тренировочный курс, а еду в Новую Зеландию. Босс, сколько раз мне надо вам повторять: мне уже поздно переучитываться, менять профессию, а кроме того, мне кажется, я заслужила отдых в качестве компенсации за время, проведенное на больничной койке. А вы… Вы же не рабовладелец в конце концов.
— Фрайди, сколько лет тебе понадобится, чтобы усвоить: когда я не потакаю какому-нибудь твоему капризу, я делаю это прежде всего для твоего блага и для блага нашей организации?
— Хорошо, Большой Белый Вождь, я смиряюсь, я готова к разжалованию, и я пошлю вам цветную открытку из Веллингтона.
— Да, пожалуйста. И чтобы на ней была какая-нибудь красотка племени майори. И гейзер. Реабилитационный курс будет проведен согласно твоим собственным потребностям, и ты сама решишь, когда закончить его. Хоть ты у нас теперь и «нормальнейшая», курс необходим, чтобы вернуть тебе все мышечные рефлексы, которыми ты обладала с самого рождения.
— Рождения? Хватит шуток, Босс, у вас плохо получается. «Мать моя пробирка, а скальпель — мой отец».
— С твоей стороны это глупость и ребячество — придавать значение этой дурацкой помехе, с которой было покончено много лет назад.
— Вот как? Закон гласит, что я никогда не смогу быть гражданкой. Церковь утверждает, что у меня нет души. Я… Я — не «человек, рожденный женщиной», по крайней мере перед лицом закона.
— Закон — дерьмо. Все записи относительно твоего происхождения давно изъяты из лабораторной картотеки, а вместо них подложены фальшивые, содержащие сведения об ИЧ мужского рода.
— Вы… Вы никогда мне об этом не говорили!
— До тех пор, пока ты не обнаружила в себе этот невротический комплекс, я не считал необходимым. Подмена такого рода должна быть безупречна, и она была безупречна. Если завтра ты попытаешься объяснить о своем истинном происхождении, ты нигде не сумеешь найти тому доказательства. Говорить, конечно, ты можешь что хочешь и кому хочешь, но это не имеет никакого значения. И… дорогая моя, откуда вдруг такие комплексы? Ты не только такая же женщина, как сама праматерь Ева, не только настоящий человек, но и суперчеловек, почти что само совершенство. Во всяком случае настолько, насколько это удалось твои создателям. Как ты думаешь, почему я бросил все свои дела, чтобы заполучить тебя, когда у тебя не было ни опыта, ни умения, ни даже проблеска интереса к твоей нынешней профессии? И зачем я потратил почти целое состояние на твое образование и подготовку? А затем, что я знал. Несколько лет я ждал — хотел быть уверен, что ты развиваешься по тому пути, который предначертали тебе твои создатели, а потом я… Чуть было не потерял тебя, когда ты неожиданно вильнула хвостом и исчезла… — Он изобразил на своем лице гримасу, которая, по-видимому, должна была означать улыбку. — Ты доставила мне немало хлопот, девочка. Теперь о твоей тренировке. Реабилитационном курсе. Желаешь послушать?
— Да, сэр.
Я не стала пытаться рассказывать ему о яслях при лаборатории. Люди… Они думают, что все ясли похожи на обычные. И я не сказала ему о пластиковой ложке, которой я была вынуждена есть до тех пор, пока мне не исполнилось девять. Не сказала, потому что не хотела рассказывать о том, как продырявила себе губу вилкой, когда впервые мне разрешили пользоваться ею. И как все смеялись надо мной… И дело даже не в этом, вернее, не только в этом. Из сотен, из тысяч подобных мелочей складывается разница между тем, как вас воспитывают, если вы человеческий детеныш, и как, если вы… Если вас растят как животное.
