Франсия - [17]

Франсии было не до того, чтобы удивляться манерам этого бесцеремонно-вежливого человека. Она смотрела только на раскачивающийся маятник часов и отсчитывала секунды по ударам своего сердца. Девушка не заметила ни роскоши квартиры, ни мраморных статуэток и картин, изображающих любовные сцены; ей было все безразлично, только бы поскорей увидеть Мурзакина.

Наконец он вернулся. К тому времени владелец кабриолета пришел к философскому выводу, что лучше потерять плату за одну поездку, чем упустить возможность заработать на двух или трех. Поэтому он возвратился на бульвары, не беспокоясь более о своей клиентке.

Поскольку экипажа у дверей не было, Мурзакин не знал, что у него гостья. Велико же было его изумление, когда он увидел у себя Франсию. Едва в дверь постучали, Валентин встал, заботливо отряхнул пыль с шубы и бросился навстречу князю, но, заметив его удивление, сказал, словно извиняясь:

— Она утверждает, что ваша светлость пригласил ее, я и подумал…

— Хорошо, хорошо, — ответил Мурзакин, — вы можете идти.

— О! Пусть казак останется, — поспешил вставить Франсия, видя, что Моздар собрался уйти. — Я не стану вам долго докучать, ваше сиятельство. Ах, князь, простите меня. Дайте мне записку, совсем коротенькую записку для любого дежурного офицера на бульварах, чтобы отпустили моего арестованного брата.

— Кто его арестовал?

— Русские, князь! Прикажите, чтобы Теодора освободили из-под стражи как можно скорее! — И она рассказала ему о происшедшем в кафе.

— Хорошо! Я не вижу в этом ничего серьезного, — ответил князь. — Но разве твой проказник-брат такая неженка, что не сможет провести ночь в тюрьме?

— А если они убьют его?! — воскликнула Франсия, ломая руки.

— Ну, это небольшая потеря!

— Но я люблю брата и предпочла бы умереть вместо него!

Мурзакин понял, что девушку надо успокоить. Он ничуть не волновался за арестанта, зная, что благодаря строгой дисциплине, установленной в русской армии, ему ничего не грозит. Но князь хотел задержать у себя прелестную просительницу и распорядился, чтобы Моздар сел на лошадь и поехал в указанное место искать заключенного. Получив приказ, составленный и подписанный князем, казак оседлал свою строптивую лошадь и тотчас ускакал.

— Ты останешься здесь дожидаться его возвращения, — сказал Мурзакин Франсии, ничего не понявшей из их разговора.

— О Боже! — воскликнула она. — Почему вы просто не прикажете освободить его? Ему не надо приходить сюда: ведь он вам не нравится! Теодор не сумеет поблагодарить вас, поскольку плохо воспитан!

— Если он плохо воспитан, это твоя вина. Ты могла бы воспитать его лучше, потому что у тебя самой хорошие манеры. Кстати, я написал в Россию, чтобы нашли твою мать, если это возможно.

— Ах! Вы и вправду добры, очень добры. Вы видите, я пришла, и вам, конечно, жаль меня. Но сейчас, князь, позвольте мне уйти. Я не могу более оставаться здесь.

— Тебе нельзя идти одной так поздно!

— У двери меня ожидает фиакр.

— У какой двери? Здесь есть только одна дверь на улицу, и я не видел там никакого экипажа.

— Значит, он уехал, не дождавшись меня. Эти парижские извозчики все такие! Но это не важно, я не боюсь, к тому же на улицах еще есть люди.

— Но не здесь, это уединенное место!

— Я осторожна и умею бегать.

— Клянусь, я не отпущу тебя одну. Подожди брата. Тебе здесь плохо, или ты боишься меня?

— О нет, это не так.

— Опасаешься, что это не понравится твоему любовнику?

— Конечно, он рассердится на меня.

— Или обидит тебя? Что он за человек?

— Очень хороший человек, князь.

— Правда, что он парикмахер?

— Цирюльник, он бреет.

— Хорошее занятие!

— Да, он честно зарабатывает на жизнь.

— Он порядочный человек?

— Я бы не оставалась с ним, если бы это было не так.

— И ты действительно любишь его?

— Полноте! Вы спрашиваете об этом, потому что я отдалась ему! Думаете, за этим кроется расчет? Я могла бы найти человека в десять раз богаче, но он понравился мне. Он образован, часто бывает за кулисами Оперы и знает все арии. К тому же я не корыстна, мои друзья называют меня дурочкой, потому что я слушаю только голос моего сердца, и говорят, будто я окончу свои дни на соломе. Ну и что, отвечаю я им, иногда у меня ее не было даже для того, чтобы сделать себе постель. А в России не нашлось соломы, чтобы умереть на ней. Ну, прощайте, князь. Довольно с вас моей болтовни, а я…

— А ты, ты хочешь уйти, чтобы найти своего фигаро? Послушай, это нелепо, чтобы такое милое создание, как ты, принадлежало такому человеку. Хочешь любить меня?

— Вас? Ах, Боже мой, что вы такое говорите?

— Я не гордый.

— Вы совершите ошибку, месье! — Франсия покраснела. — Нельзя, чтобы у такого человека, как вы, возникла мысль, которой впоследствии он будет стыдиться. Я ничто, но я не позволю унижать себя. Меня часто заставляли страдать, но я всегда жила с высоко поднятой головой.

— Не воспринимай все так трагически. Ты мне нравишься, очень нравишься. И ты огорчишь меня, если откажешься с моей помощью стать немного счастливее. Я хочу вернуть тебе свободу… Платить тебе, нет! Я вижу, что ты горда и бескорыстна, но я дам тебе возможность лучше одеваться и больше заниматься своим братом. Я найду ему место, возьму к себе на службу, если ты пожелаешь.