Франкенштейн - [50]

Так проходил час за часом, однако, когда солнце начало клониться к западу, ветер внезапно стих, превратившись в легкий бриз. Постепенно волнение на море улеглось. Лишь мертвая зыбь мерно колыхала лодку. У меня начался приступ морской болезни, от тошноты я едва мог удерживать руль. Но я позабыл обо всем в одно мгновение – далеко на юге показались в дымке очертания высокого берега.

Я спасен! От этой мысли радость теплой волной подступила к моему сердцу и слезы потекли из моих глаз.

Повторяю: странное существо человек! Он не теряет привязанности к жизни даже в минуты самого тяжкого горя и крайних бедствий. Я тотчас соорудил из своего плаща еще один парус в дополнение к тому, что был у меня, и стал править к берегу. Спустя некоторое время я уже мог различить, что он крутой и скалистый, но, к счастью, обитаемый. В бухте виднелись силуэты небольших судов, а вскоре из-за мыса показался шпиль – не то церкви, не то мэрии.

Я решил плыть прямо туда и, обогнув мыс, увидел небольшой уютный городок с хорошо обустроенной гаванью. Ветер нес меня прямиком в гавань, и я вспомнил, что, к счастью, у меня с собой достаточно денег, чтобы оплатить ночлег и еду, в которой я очень нуждался. Сердце мое сильно билось, радуясь нежданному спасению.

Пока я спускал паруса и привязывал лодку у причала, меня окружило несколько местных жителей. Вели они себя довольно странно. Казалось, они были поражены моим появлением здесь и, вместо того чтобы предложить помощь, стояли поодаль, перешептываясь и сопровождая свои переговоры такой жестикуляцией, которая при других обстоятельствах заставила бы меня встревожиться. Тем не менее я разобрал, что они говорят по-английски, и обратился к ним на этом же языке.

– Друзья мои, не могли бы вы сообщить мне название этого города и пояснить, где я нахожусь?

– Сейчас узнаешь, – хрипло произнес один из горожан. – И думаю, наши места не придутся тебе по вкусу. Да только вкусы твои здесь никого не интересуют, уж будь уверен!

Я был поражен грубостью незнакомца. Да и лица его спутников выглядели хмурыми и ожесточенными.

– Почему вы так отвечаете? – спросил я. – Это не похоже на англичан – так обращаться с чужестранцами.

– Не знаю, – отвечал он, – как там у англичан, но у ирландцев негодяев и преступников не жалуют.

Я заметил, что, пока продолжался этот странный разговор, толпа вокруг быстро росла. Лица собравшихся выражали смесь любопытства и гнева, в конце концов это рассердило и встревожило меня. Я спросил, как пройти к гостинице, но мне никто не ответил. Тогда я двинулся наугад, а толпа последовала за мной, окружая все теснее. Наконец какой-то человечек довольно гнусного вида подступил ко мне, хлопнул по плечу и проговорил:

– Пойдемте-ка, сэр, к мистеру Кирвину – там обо всем и расскажете.

– Кто такой мистер Кирвин? О чем я должен ему рассказать? Разве здесь не свободная страна?

– Ваша правда, сэр. Свободная, да только для честных людей. Мистер Кирвин – наш судья. А отчитаться перед ним вам придется, потому что один джентльмен найден здесь мертвым прошлой ночью.

Эти слова поразили меня, но я тут же успокоился. Я-то был невиновен, и это можно было доказать с легкостью. Поэтому я молча последовал за провожатым, который привел меня в один из лучших домов города. Я едва мог стоять от усталости и голода, но крепился, чтобы мою слабость не приняли за страх или чувство вины. Мне и в голову не приходило, что, пока я находился в море, здесь случилась такая беда, перед которой и боязнь позора, и страх смерти не значат ровным счетом ничего.

Сейчас мне придется прервать мой рассказ. Я должен собраться с силами, чтобы вспомнить и передать подробности тех жутких событий.

2

Итак, меня привели к судье, пожилому и весьма благодушному на вид человеку. Манеры его отличались мягкостью и спокойствием. Тем не менее встретил он меня довольно сурово, а затем обратился к тем, кто меня сопровождал, с вопросом, не желает ли кто выступить свидетелем по делу.

Человек шесть изъявили желание. Первый же свидетель показал, что минувшей ночью он отправился на рыбную ловлю вместе с сыном и зятем Дэном Ньюгентом. Около десяти часов вечера поднялся сильный северный ветер, и они решили вернуться в гавань. Ночь была темная, луна еще не взошла. Они пришвартовались не в гавани, до которой нужно было бы грести еще две мили, а в ближайшей бухте. Свидетель сошел на берег первым, неся рыболовные снасти, а его спутники последовали за ним. Шагая по рыхлому песку, он споткнулся обо что-то и упал. Спутники бросились к нему, чтобы помочь, и при свете фонаря обнаружили, что свидетель споткнулся о человеческое тело, судя по всему, мертвое. Поначалу они решили, что это утопленник, выброшенный волнами, однако, осмотрев труп, убедились, что его одежда совершенно суха, а сам он еще не успел остыть. Они тут же перенесли тело в хижину одной старой женщины, жившей неподалеку. Покойный оказался красивым молодым человеком лет двадцати пяти. Должно быть, его задушили, так как не было обнаружено никаких следов насилия, кроме фиолетовых следов от пальцев на шее.

Большая часть этих показаний ничего для меня не значила, но, когда свидетель упомянул о следах пальцев, я тотчас вспомнил убийство моего маленького брата, и меня охватило волнение. Ноги мои задрожали от слабости, глаза застлал туман. Я был вынужден прислониться к стене в поисках опоры. Судья пристально наблюдал за мной, и моя реакция произвела на него самое неблагоприятное впечатление.