Французский дьявол - [5]
А надо быть проще, в одной доске делать прорезь, в другой — выступ, тогда они войдут друг в друга, как кубики детского конструктора, из-за чего экономится куча дерева, да и сам корпус становится намного легче. А раз корпус легче, то и корабль пойдет намного быстрее, груза сможет взять больше. Есть и другая хитрость. Начинать постройку следует с каркаса, а обшивку лепить уже после. Ныне же в Европе принято поступать наоборот. Вначале построят корпус, а уж затем крепят его внутренними перегородками, умельцы криворукие.
Таинственный корабль несет сразу три мачты, да и пушки палят из специально проделанных орудийных портов, а не установлены на палубе, как принято пока что во всем мире. Ну и ну, с кем же это мы столкнулись в Ла-Манше? Да десяток таких судов с легкостью перетопят весь французский флот! А вот зловещее свечение с явственно потусторонним оттенком меня как раз не пугает, это всего лишь качественные спецэффекты, не более. Производство фосфора не представляет ровным счетом никаких трудностей, была бы в наличии моча. Я и сам могу заставить светиться любой корабль, все, что мне для этого потребуется, это пара стеклянных колб с изогнутым длинным горлышком да кое-какие знания из школьного курса химии.
Когда хихикающая служанка объявила, что комната для нас готова, а камин там протоплен, я чуть не заплакал от радости. Но куда там! Не успел я толком представить, как стягиваю сапоги и рушусь в кровать, как объявившийся сьер Габриэль потащил нас смотреть на купленных им лошадей. Я бросил взгляд на неказистых животных и сразу же вспомнил статных красавцев, что этой ночью ухнули на дно. Рядом тяжело вздохнул Лотарингский Малыш, скривился так, словно раскусил сразу два лимона, а Жюль де Фюи негромко выругался.
— Ничего, друзья мои, — оживленно проговорил наваррец. — Вы еще не видели их в деле!
Одна из купленных им лошадей апатично подняла голову и, бегло осмотрев новых хозяев, с тяжким вздохом уронила ее вниз. Я, конечно, не знаток, но выглядели лошади так, словно все в жизни им давно и окончательно опротивело. С другой стороны, шерсть у них гладкая и блестящая, глаза ясные, ноги сухие, грудь широкая. Посмотрим.
— Ладно, — неуверенно заявил командир. — Кому же доверять покупку лошадей, как не гасконцу.
Все широко заулыбались, кто же во Франции не знает, что там, где проехал гасконец, двум цыганам делать нечего.
— Смейтесь, смейтесь, — проворчал наваррец. — Посмотрим, как вы запоете, когда проскачете на них пару миль!
Переглянувшись, мы начали знакомиться с лошадьми. Мне достался невысокий рыжий жеребчик лет четырех.
— Буду звать тебя Бобби, — заявил я, и возражений не последовало.
Я внимательно оглядел простенькую уздечку, изрядно потертое седло, конь тихонько фыркнул, переступив с ноги на ногу.
— А теперь, — подбоченясь, заявил сьер Габриэль, — пожалуйте в местную лавку. Я договорился о скидках, поскольку помимо лошадей нам необходимы одежда и оружие.
— Представляю, каким рваньем здесь торгуют, — брюзгливо пробурчал парижанин, но в лавку он ворвался самым первым, чуть ли не бегом, торопился выбрать для себя что-нибудь получше.
Процесс покупок не отнял у нас много времени. Простая одежда взамен испорченной в морской воде, новые, пусть и дешевые сапоги, теплые плащи с капюшонами и шляпы вмиг превратили нас из бродяг подозрительного вида в честных граждан. Ассортимент оружия изрядно подкачал, но пускаться в путь с голыми руками нам не могло бы присниться и в страшном сне. Мы взяли короткие копья с дурными наконечниками, три топора, что на худой конец могли сойти за боевые, да молот для Лотарингского Малыша.
— Мой папаша был кузнецом, — заявил нам верзила с широкой ухмылкой. — Правда, сам я его ни разу не видел, но мать клялась, будто бы отец был весьма достойным человеком. Думаю, это от него у меня тяга к огню, бабахающим ударам и всякому опасному железу.
Шевалье де Кардига долго перебирал пять плохо заточенных кусков железа, яростно бормоча себе под нос, что торговец, скорее всего, подобрал их на помойке.
— Зря вы так, ваша милость, — отозвался тот обиженно. — К нам частенько наведываются купеческие караваны, охранники весьма довольны моим оружием.
Я припомнил сверкающий клинок командира с эльзасским клеймом на лезвии и скривился, а тот, глубоко вздохнув, наконец принял решение.
— Возьму вот этот, — объявил он. — Выбирать не приходится.
Из того, что осталось, каждый взял по мечу. Напоследок мы перешли к доспехам, облачившись в тяжелые куртки из бычьей кожи с нашитыми железными бляхами, кожаные же шлемы и деревянные щиты. Как глубокомысленно заявил парижанин, на безрыбье можно и лягушку. Когда, погромыхивая всем этим дурным железом, мы вернулись в таверну, я уже еле ноги волочил.
В выделенной нам комнате обнаружилось, что кроватей всем не досталось, но Жюль, человек бывалый и прежде не раз посещавший Англию, успокоил меня. Оказалось, эти британские скопидомы для экономии места из-под кроватей выдвигают другие, очень низкие и на колесиках.
Едва я скинул сапоги и плюхнулся на выделенную мне лежанку, в дверь стремительно вошел сьер Габриэль.
Когда-то, шесть веков тому вперед, Роберт Смирнов мечтал стать хирургом. Но теперь он хорошо обученный воин и послушник Третьего ордена францисканцев. Скрываясь под маской личного лекаря, он охраняет Орлеанскую Деву.Жанна ведет французов от победы к победе, и все чаще англичане с бургундцами пытаются ее погубить. Но всякий раз на пути врагов встает шевалье Робер де Могуле. Он влюблен в Деву без памяти и считает ее чуть ли не святой. Не упускает ли Робер чего-то важного?Кто стоит за спинами заговорщиков, мечтающих свергнуть Карла VII? Отчего французы сдали Париж бургундцам, и что за таинственный корабль бороздит воды Ла-Манша?И как ты должен поступить, когда Наставник приказывает убить отца твоей любимой?
В двадцать первом веке он учился исцелять, а в пятнадцатом ему пришлось убивать. Роберт Смирнов, он же Робер де Могуле, вступив в Третий орден францисканцев, стремился стать лучшим, доказать свою незаменимость. Его наконец оценили, доверили охранять последнюю надежду растерзанной англичанами Франции. С первого взгляда он понял, что это Та Самая, Единственная…Но отчего-то кажется, что порученная ему миссия – с двойным дном.Как он должен будет поступить, если король в конце концов решит, что мертвая героиня лучше живой сестры? И есть ли шанс у простого рыцаря завоевать любовь принцессы?
Смешанный набор человеческих судеб, вооруженных операций и попыток разобраться, кто же на самом деле является виновником непонятной войны. В центре повествования безымянная девушка, попавшая в жернова трех враждующих держав. Книга не хронологическое описание пяти дней непонятной войны. Она нечто большее, охватывающее историю последних трех десятилетий. Вставные сюжеты — истории жизни героев — демонстрируют читателю истинную ситуацию полувека.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Наш современник, оказавшейся в средневековой Монголии и достигший высокого положения при дворе Чингисхана, получает должность наместника в дальнем городе тангутских земель. Этот город вскоре станет для Баурджина родным, а он сам постарается заслужить репутацию не временщика, а истинного властелина. Однако не дремлют враги и завистники, наглое мздоимство чиновников переросло все мыслимые пределы, оживились шпионы и соглядатаи, а в самом дворце зреет заговор знати. Вдобавок над урочищем Уголцзин-Тологой повисла синяя луна, предвестница странных и опасных событий.
ВЕСТНИК РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК 1998, том 68, № 11 Предлагаемая читателю статья одного из виднейших славистов XX в., нашего соотечественника Александра Васильевича Исаченко (1910–1978), необычна по жанру. Этот жанр в современной терминологии можно определить как опыт построения "виртуальной" истории России. Опубликована она была четверть века назад в "Венском славистическом ежегоднике" к очередному VII Международному съезду славистов в Варшаве в 1973 г.
«Желтая пыль» — душераздирающая исповедь подростка, подвергавшегося систематическому физическому и эмоциональному насилию.