Французский авантюрист при дворе Петра I. Письма и бумаги барона де Сент-Илера - [95]

Le B[aron] St. Hilaire{411}.

В Санкт Питербурхе ноября 15 дня, 1716 году

РГАДА. Ф. 9. On. 1. Д. 28. Л. 804-808 об.

N° 49 Доношение А. Фархварсона и С. Гвина А.А. Матвееву, 22 декабря 1716 г.

Копия

1716 году декабря в 22 день, великого государя во академическую канцелярию, его царского величества тайному советнику и президенту академии графу Андрею Артемоновичю Матвееву, школ математике навигацких наук профессоры Андрей Фархварсон и Степан Гвын доносят.

По указу царского величества повелено нам навигаторов освидетельствовать в науке: Семена Бабарыкина, Федора Алфимова, Митрофана Кашинцова, Михайла Страхова, Григорья Охлопкова, Степана Орликова, Ивана Дьяконова. И оные вышеозначенные навигаторы в науке освидетельствованы и в том своем деле отчасти знают так чтоб им учить арифметики и геометрии, и тригонометрии, даже до навигации, а навигации и протчия науки им учить без нашего надзрения невозможно, а един из них вышеписанных навигаторов, Степан Орликов, от науки мало знает. Да к ним же которые для всякой способности в пополнку тех жа наук определены школьники из московской школы с Сухоревской башни: Федот Угримов с товарыщи, и оные ученики еще не освидетельствованы, для того что надобно их, учеников, освидетельствовать по три человека, а когда освидетельствованы будут в своем деле, и хто что знает, и о том подадим во академическую канцелярию ведение за руками. А когда мы были прежде в Москве над науками, и тех учеников математико навигацких науках сами обучали, а в то время навигаторов в учении том не было.

А то свидетельствованное письмо профессоров аглинских Андрея Фархварсона и Степана Гвына за руками их.

РГАДА. Ф. 9. Оп. 1. Д. 28. Л. 351 об. — 352

N° 50 А.А. Матвеев — Ф.М. Апраксину, 30 декабря 1716 г.

Копия с мемориалу, врученного генералу адмиралу декабря в 14 [день],

прошлого 1716 году.

Сиятельнейший генерал и адмирал, мой государь, известился я, что Сентилер, директор академии, прикрывая неискуство и неведение своего дела во академии, в которое он себя вплел, недавно подал Вашему графскому сиятельству на письме коварную клеветою на меня и именовал меня в том, больши по мнению своему произвольному, невежею при том деле быть, которое, то правда, не по великому искуству моему, но по природной рабской должности именным Его царского величества всемилостивейшаго государя нашего указом повелено мне первым над ним во академии быть. И Ваше графское сиятельство письмом за власною рукою вашею к нему, Сентилеру, послушным мне быть ему приказал, и для того президенское имя в начальстве над подручными под собою везде по всей Европе имеется, и в том же письме у меня отнял высокую Его царского величества милость и достоинство тайного советника. То свыше всесветнаго обхождения и страмно всем слышать, что он, Сентилер, напрасно похитил назвище генерального директора, котораго преимущество долженствует всегда в ведении совершенном, в ыскустве полном и в назоре бестрастном над всеми профессорами, не только над навигаторами и кадетами, той академии быть. Но он, Сентилер, насупротив тому в свою бытность годищнаго времени ни жадной{412} души ис кадетов в дальную науку не произвел, и свидетельствовать ни самой меньшей науки отнюдь непоятен, и ничего по своей должности не только профессоров превосходит, ни навигаторского учения не знает, как свидетельствует приложенной список с челобитья записанного на него от навигатора Федота Угримова. И которые кадеты дале не обучилися науке, те все при моем ведении освидетельствованы профессорами аглинскими, и естли бы их, профессоров, под ведением моим не случилося, невозможно бы было отнюдь по неискуству его, сентилерову, в десеть лет жадного кадета из науки в науку произвесть. Что же он, Сентилер, противяся по неосмотрительной своей дерзости высокому Его царского величества повелению, превозносит себя самовольно надо мною и уничижает большее перед собою правлении, и выкручая ложно недостаток явно в сем видимой малаго самаго искуства своего в той академии за свое любочестие одно, я в том свидетельствуюся письмами своими, посланными к нему, Сентилеру (с которых для ведома присоединены здесь списки, а подлинные за его рукою содержатся у меня), что я ничего в той академии ис пристойной ему власти у него не унимал и, усмотря худобу самую дел его неискусных, его должности и весьма в пользу Его царского величества приумножении той академии непрочных и безчинных, возбранял и впредь ему попускать не могу, чтоб то все потом от Его царского величества мимо его, Сентилера, на одной моей должности изыскано не было. А регляменты все исправны и здесь напечатаны, и в дело произведены, которые не его мозгом, но за многия лета до него во француской академии морской учинены и напечатаны, и те только он, Сентилер, труд принял, с печати переписав, поднесть Его царскому величеству и коварно то приписать к своему имени и искуству, и то его дело суетным больше есть, нежели порядочным.

В том ж письме своем написал он, Сентилер, что лейб гвардии порутчик господин Бестужев с ундерофицерами от той гвардии не под его командою называются, и тот порутчик и офицеры в списке за рукою обер камисар и подполковника господина Ватковского присланы ко мне, а не к нему, и росправа кадетам по первенству моему перед ним, Сентилером, весьма приналежит ко мне. Однако ж он, Сентилер, презря Его царского величества имянной указ, многих ундерофицеров от той лейб гвардии и кадетов из знатных домов, безчеловечно бив из рук своих дубьем, заказывал им и угрожал тем ж боем для росправы ко мне ходить. А ему, Сентилеру, по чину его, кроме надзирания наук, никакой причины до того не было, и озлоблял меня всегда напрасно, не по чести шляхетцкой, как то же все подлиннее явствуется в моих ответных к нему письмах, приложенных при сем, о чем я во свое время буду у Его царского величества милости просить к своей на него обороне. Что же комплементу трем стам человек кадетам по се время не учинено, того мне собою было исправить нельзя, как изволите подлиннее увидеть из нынешнего моего поданного Вашему сиятельству известия. Которые же кадеты для необходимых и крайних своих нужд отпусканы были в домы свои, кроме штрафованье, и на те места иные в салдацкую экзерцицию верстаны отнюдь не бывали, что он, Сентилер, весьма лжет, и ис той экзерциции ни весною, ни в лете прошлом жадного человека ис под ружья в отпуске никуды не было, кроме нынешняго определенного зимняго им времени, и в чем верно свидетельствуюся всеми, ис того всего явно та ево, сентилерова, ложь вскроется. Я, остерегая себя, и прежде светлейшему князю