Французские гастроли - [11]

Хотя как ещё один вариант, возможно вскрылись какие-то старые махинации с доходами от «левых» концертов для нэпманов и курортников? Но тогда бы в меня вцепились фининспекторы, но никак не ГПУ. Насколько помню из прошлой жизни, финансы если это не валюта, не их епархия и не их интересы. Но тогда что? Вроде бы больше за собой особых грехов не припоминаю. Разве что…

В душе ворохнулся маленький холодок и сразу стало как-то не совсем уютно, хотя камера и так к комфорту не располагает. Неужели где-то «протекло» у деловых и ГПУ пронюхало про нашу намечающуюся аферу? Или вообще где-то накрыли схрон с продуктами? Вот это — да. Это серьёзно. И статья «тяжёлая», вполне себе расстрельная и полностью в зоне интересов чекистов. Хреново, однако!

Опять же… А с какого перепуга сейчас-то началось? Рано вроде бы, ещё ничего особо предосудительного не произошло. Насколько я понимаю у «деловых» пока идёт только подготовка, а всё противозаконное начнётся не раньше середины июня. Когда окончательно станет понятно, что мои подозрения и прогнозы полностью оправдались и подтвердились. Хотя уже сейчас видно, что всё идёт по самому хреновому сценарию, который озвучил Цыгану ещё летом прошлого года.

***

В начале июля минувшего года мы давали очередной «внеплановый» (а говоря по-простому, «левый») концерт в одном из санаториев, где отдыхали «деятели науки и искусства» и после его завершения нас как обычно повели угощать. Отказываться от дармового угощения мы и не думали. Почему бы и не покушать вкусных деликатесов, если всё это предлагают от чистого сердца и на халяву? Спиртным мы не злоупотребляли, за этим Фляйшман следил строго, да и сами музыканты понимали, что пара бокалов лёгкого крымского вина да под плотную закуску, это только на пользу организму, а вот всё что свыше, это уже от лукавого. Так можно и из ансамбля вылететь.

Но «деятели» позволяли себе гораздо больше нормы, всё-таки люди были на отдыхе, почему бы и «не оторваться»? А выпив лишнего, как обычно и бывало в таких случаях, слово за слово, отдыхающие чинно-благородно вступали в какую-нибудь дискуссию. Затем, по мере накопления «градуса» от количества выпитого, «дискуссия» традиционно перерастала в бурную полемику, иной раз доходящую до пошлого мордобоя. Вот и услышал я от одного из подвыпивших спорщиков громогласный прогноз на скорую засуху по Украине.

Конечно, никаких весомых доводов он не приводил и сроки не называл, да и спорил-то скорее всего из-за пьяного куража и желания показать свою значимость. Но меня словно что-то под руку подтолкнуло, и я глазами показал Фляйшману на разошедшегося спорщика. Тот немного послушал и скептически сморщился, мол, пьяный бред.

Но для меня главным было то, что теперь в случае чего есть на кого сослаться. И я просто «прилип» к компании раздухарившегося учёного, тем самым вызвав у последнего новый прилив сил и вдохновения своим неподдельным вниманием к затронутой теме, а у Фляйшмана такое же неподдельное удивление моим интересом к этому «аграрию». Так до конца «банкета» мы с учёным-агрономом больше и не расставались.

Он нашёл в моём лице заинтересованного слушателя, а я своими почтительными и слегка наводящими вопросами только повышал его собственную самооценку и болтливость. Расстались мы вполне довольные друг другом. Возможно, что утром этот «большой учёный» даже и не вспомнил с кем он вчера общался и вообще, о чём и с кем разговаривал, но вот я-то всё прекрасно запомнил.

На следующий день ближе к вечеру сидел во дворе на лавочке и поджидал Штефана. Без его авторитета и заинтересованности всё равно ничего не получится. Меня просто никто не станет слушать. С утра пересчитал свою «кубышку» в которой за пять лет как-то незаметно для меня накопилась довольно внушительная сумма. Если не учитывать мелочь, то вышло тридцать четыре с половиной тысячи. По нынешним временам, учитывая, что квалифицированные рабочие в порту получают от девяносто до ста тридцати рублей в месяц, это просто целое состояние и не только для обычного пацана.

Вся моя официальная зарплата худрука и отчисления от песен шли на сберкнижку, открытую на маму и с неё пока я не снял ещё ни рубля. А в кубышку откладывались заработки с выступлений на именинах и свадьбах нэпманов, от «левых» концертов для состоятельных граждан, отдыхающих в приморских санаториях и мой «приработок» с гастролей ансамбля на которые я так ни разу и не съездил. И мама категорически отказывалась брать с них хоть копейку. А я тратился только на журналы и альбомы с тетрадками, да иногда брал мелочь на билеты в театр, кино и мороженное. Вот и накопилось… «нажитое непосильным трудом».

Со Штефаном мы разговариваем на его небольшой кухоньке. Точнее, я просто пересказываю ему всё что услышал от учёного-агронома на «банкете» добавив и приписав ему то, что знал о грядущем голоде из своего «послезнания» будущего. Трёхлетняя засуха и последовавший за ней голод должны были охватить не только территорию Украины, но и Румынию, Польшу, Белорусию, Казахстан, Северный Кавказ и весь юг России, включая Башкирию и Оренбург, вплоть до центральной России. Но там и при благоприятных условиях никогда добрых урожаев пшеницы не получали.