Французская революция. Бастилия - [21]
Взгляните на доктора Месмера[124], когда он в длинной, похожей на тогу древнего жреца одежде, глубоко задумавшись и возведя очи горе, проводит в огромном зале магнетический сеанс. Царящую в зале священную тишину нарушают лишь нежные музыкальные аккорды; вокруг обыкновенных чанов с водой (они, видите ли, помогают постичь тайны магнетизма) сидят, собравшись в кружок, великосветские красавицы, образуя как бы живой страстоцвет. Затаив дыхание, каждая ждет, когда дрогнет зажатый в ее руке прутик, ждет этого сигнала магнетического озарения и осуществления рая на
земле. О женщины! О мужчины! Не пора ли задуматься, во что верите? Вместе с красавицами мы здесь видим одного из членов парламента Дюпора[125], некоего Бергаса[132], д'Эпремениля[126] и, наконец, химика Бертолле[127], присутствующего здесь по поручению герцога Шартрского.
Однако они боятся, как бы в это дело не вмешалась Академия наук со своими Байи[128], Франклинами и Лавуазье[129]. Конечно, она вмешалась[130], и потому, набив карманы луидорами, Месмер исчез. Вот он прогуливается по набережной Боденского озера в старинном городе Костанца, сосредоточенно размышляя о случившемся, а может быть, о чем-то еще. А ведь в самом деле, в какие бы одежды вы ее ни рядили, рано или поздно откроется великая древняя истина: удивительное это существо - человек; изумительна в нем способность властвовать над себе подобными; богата и кипуча жизнь внутри его, богат и кипуч мир вне его, и никогда никакому непобедимому аналитическому методу, с его физиологиями, учениями о нервной системе, с его медициной и метафизикой, не понять его, а стало быть, и не объяснить. Вот почему в любую эпоху знахарь и шарлатан не останутся без денег.
Глава седьмая. ОБЩЕСТВЕННЫЙ ДОГОВОР
Как в пропущенном через призму свете один цвет в строгой последовательности сменяет другой, так и начавшийся век надежд и благих ожиданий, расцвечивая всякий раз наш горизонт в какую-то определенную краску, должен непременно привести к исполнению этих надежд и ожиданий. Весьма сомнительно! В этом веке любят говорить о всеобщей благожелательности, о непобедимом аналитическом методе, об излечении от безобразных пороков, но ведь нельзя же в конце концов не замечать существование двадцати пяти миллионов темных, диких, умирающих от голода и непосильного труда людей, для которых иконой (ессе signum)[131] является "виселица высотой в сорок футов". Ведь в самом деле, подумав об этом, невозможно же не усомниться?
Во все времена, как в прошлом, так и в будущем, грех порождает страдание и муки, и, нам кажется, мы верно прочитали написанное на стене[132]. Франция именует себя христианнейшей державой, и в ней действительно много церквей и соборов, но среди первосвященников много таких, как Рош-Эмон или кардинал ожерелья[133] Луи де Роган. Голос низов, похожий не то на стон, не то на вой, слышится давно (тому свидетельство - жакерии и голодные бунты), но слышит его только небо. Среди миллионов задавленных нищетой людей наберется несколько тысяч, которым, так сказать, не повезло и они попали в стесненные обстоятельства, но процветают (лучше, наверное, сказать, медленно разоряются) в стране буквально единицы. Похожая на пойманную арканом и взнузданную лошадь или на затравленного зверя, из мяса которого высокопоставленные охотники собираются вырезать лакомые кусочки, промышленность кричит своим высокооплачиваемым покровителям и руководителям: предоставьте же руководство мне самой, избавьте меня от вашего руководства! А что представляет собой французский рынок? Потребности населения, которые он удовлетворяет, двоякие: во-первых, он удовлетворяет потребности миллионов в продуктах питания, причем грубых и самых дешевых; во-вторых, потребности небольшой, но пестрой группы людей - от солистов Оперы до гонщиков и куртизанок, которым требуются предметы роскоши и разные деликатесы. В сущности такое положение дел нельзя назвать иначе как безумием.
Исправить это положение и все переделать может только непобедимый аналитический метод! Честь и слава ему! Однако позволительно спросить (известно, что метод родился в мастерской и лаборатории): а за их пределами годится он на что-нибудь? С его помощью легко обнаружить логическую непоследовательность или поставить под сомнение доводы какого-нибудь спорщика. Но ведь давно известно: сомнение способно порождать духов, а вот справиться с ними ему не дано. И вот логические доводы растут, множатся, образуя своего рода "мощный логический вихрь", который втягивает в себя сначала слова, потом вещи, и они в нем бесследно исчезают. Обратите внимание на то, что все эти нескончаемые теоретические разглагольствования о человеке и его душе, о философии государства, о прогрессе человечества и т. д. и т. п., составляющие неотъемлемую часть (своего рода обиходную мебель) сознания каждого, не смогут служить опорой для благих ожиданий, потому что они обыкновенные предвестники состояния безысходности и отчаяния. Такие глашатаи, как Монтескье, Мабли
