Французская карта - [52]

– Конечно, дико я звиняюсь, ваше сиятельство, – наконец сказал он. – Но объясныть мени, будь ласка, точнее. Врезать по роже при всех за это можно чи ни?

– Тогда последует вызов на дуэль.

– Она будет на палашах или на пистолетах? – озабоченно спросил Чернозуб.

– Вообще-то государыня в этом году издала «Манифест о поединках», – сказал Мещерский.

– И шо у ем напысано?

– Дуэли между офицерами запрещены.

– Дуже странно, – Чернозуб почесал в затылке. – Спасибо, шо предупредили. Будэмо действовать нашими обычными способами.

– Это какими?

– На темной улице из-за угла и тростью по башке, ваше сиятельство, – доложил корнет.

– Вот и отлично, Остап Тарасович!..

Не хуже Мещерского Анастасия знала, каковы особенности длительного пребывания светлейшего князя в любом городе Российской империи. Туда моментально съезжаются жалобщики, просители, ищущие новых должностей чиновники и офицеры, обыкновенные прихлебатели всех мастей, а также женщины легкого поведения. Штаб-квартира – это еще и место, где пребывает канцелярия тайного супруга императрицы, отделение государственного казначейства, а теперь – и оперативное управление самой большой, 82-тысячной Екатеринославской армией.

Прибыв в Кременчуг в середине дня в среду, Аржанова решила сначала направиться прямо в штаб-квартиру, затем уж озаботиться поиском места для своего проживания. Все было так, как она ожидала: столпотворение карет и экипажей на улице, прилегающей к губернаторскому дворцу, повсюду воинские караулы, пешие и конные, две пушки во дворе у входа и наглые молодые адъютанты, которых она, естественно, знать не могла.

– Что вам угодно, сударыня? – один из них задержал ее сразу в вестибюле, окинув слишком пристальным, оценивающим взглядом.

– Хотелось бы увидеть светлейшего князя Потемкина-Таврического.

– Увы, сие невозможно, сударыня. Генерал-фельдмаршал в отсутствии, – усмехнулся юный офицер, продолжая ее рассматривать. – Вот если вы оставите ваш адрес…

– Немедленно передайте ему пакет, – Флора достала из дамской сумочки присланную ей в Крым правительственную депешу.

Драгунский поручик очень удивился, развернул бумагу, быстро прочитал и задал вопрос совсем другим тоном:

– Вы – княгиня Мещерская?

– Да.

– Следуйте за мной, ваше сиятельство. Вас ждали здесь еще вчера вечером…

Григорий Александрович находился в обычном для своей осенней «хандры» виде: волосы нечесаны и распущены по плечам, небрежно запахнутый шелковый халат перетянут на поясе витым шнуром, на ногах – вязаные носки длиной до середины икры, в руке – надкусанное румяное яблоко. Были, впрочем, и другие детали. Когда Анастасия вошла, светлейший князь бесцеремонно толкнул в бок девицу лет шестнадцати, но весьма и весьма упитанную, в прозрачной батистовой сорочке, лежавшую на постели. Она бросила на курскую дворянку неприязненный взгляд и быстро удалилась.

– Вижу, ваши пристрастия изменились, – спокойно заметила Аржанова.

– Ах, простите, душа моя, и не обращайте внимания, – ответил Потемкин, целуя ей руку. – Это все – приближение старости. Почему-то тянет к малолеткам.

– Трудно поверить, ваше высокопревосходительство. Ведь вам нет и пятидесяти.

– Разве нас старят годы, Анастасия Петровна? – он указал ей на место за столом, где кучей лежали разные бумаги. – Нет, нас старят чрезмерные труды…

Буквально через несколько минут в комнату вошел действительный статский советник Турчанинов, непосредственный начальник Флоры. Она не виделась с ним с осени 1783 года. Петр Иванович нисколько не изменился: круглые, немигающие, как у филина, глаза за круглыми очками, плотно сжатые тонкие губы, никогда не улыбающиеся, худощавая, чуть сгорбленная фигура. В руках статс-секретарь царицы по своему обыкновению держал кожаную папку, закрывающуюся на особый, с секретом замок.

Если уж сам Турчанинов заявился сюда из Санкт-Петербурга, то дело и впрямь невероятно важное. В этом сомневаться не приходилось. Однако что теперь они намерены ей предложить?

Аржанова сидела за круглым столом вместе с Потемкиным и начальником секретной канцелярии Ее Величества и размышляла над этим вопросом. Речь между тем держал Турчанинов. Своим скрипучим неприятным голосом Петр Иванович скучно и подробно рассказывал о турецкой крепости Очаков.

Оказалось, основали ее не турки, а крымские татары в 1492 году и назвали «Кара-Кермен». Но вскоре османы отобрали у своих вассалов этот укрепленный пункт и нарекли другим именем – «Очаков». Уж очень выгодное в стратегическом отношении место занимала крепость – на северном берегу Черного моря, рядом с Днепровско-Бугским лиманом, на высоком, неприступном мысу. Турки возвели здесь целую систему фортификационных сооружений и удерживали их за собой в течение трех столетий, несмотря на войны и штурмы, предпринимаемые то польскими, то русскими войсками, то буйными ватагами запорожских казаков.

К 1787 году Очаков являлся не только крепостью, вооруженной 310 орудиями, но и богатым торговым портом, через который шли грузы с северо-востока Европы на юг и юго-запад континента. Кроме купеческих судов в довольно просторной и удобной очаковской гавани стояла турецкая эскадра: 10 линейных кораблей, 6 фрегатов, 44 галеры и шебеки. Население города вместе с крепостным гарнизоном достигало примерно двадцати пяти тысяч человек. В Северном Причерноморье, уже ставшем русским, Очаков торчал как заноза, угрожая и Херсону, и Николаеву, и Севастополю.