Французская карта - [23]

Однако восточные ворота крепости – «Одун-Базар-Капусу» – куда сходились дороги из Ак-Мечети, Бахчи-сарая и Перекопа, производили впечатление очень крепких и даже недавно отремонтированных, что соответствовало действительности. Их дубовые створки, скрепленные металлическими полосами, запирали на ночь на две толстые балки. Крымская степь, все еще населенная дикими кочевниками, казалась людям, пришедшим из великой северной страны, опасной и совершенно непредсказуемой.

Солдаты в таких же летних полотняных кителях, как и кирасиры, взяли ружья «на караул» перед коллежским советником князем Мещерским и его охраной. Экипаж на хорошей скорости миновал «Одун-Базар-Капусу» и помчался по улице Каменной, ведущей к зданию городской управы. Здесь важного чиновника из губернской администрации встретил сам городничий Кандауров. Абдулла-бей из рода Ширин находился внутри здания, в одной из темноватых, маленьких комнат, выходивших окнами во двор. Он увидел Мещерского и в тревоге задал всего один вопрос:

– Где Анастасия-ханым?

Запнувшись, Михаил ответил:

– К сожалению, она… Она болеет. Но вам, достопочтенный Абдулла-бей, моя жена передала кое-что… во исполнение вашего с ней договора.

– Договор был, – подтвердил бывший каймакам.

Кожаная плоская сумка с сотней золотых червонцев, разложенных в ней по карманчикам, нашитым по ее бокам и внутренним стенкам, перешла из рук Михаила в руки татарского вельможи.

– Это – аванс, любезный друг, – сказал ему по-французски Мещерский. – После успешного завершения операции вы получите остаток, примерно равный первоначальной сумме.

– Я знаю, – Абдулла-бей приподнял в руке сумку, как бы определяя ее вес. – Следуйте за мной, князь…

Не ожидал такого подвоха Муртаза-эфенди от городничего Кандаурова, которому заплачено было немало. Но командир гарнизонного батальона городничему не подчинялся. Увидев бумагу с государственной печатью в руках у князя Мещерского, он тотчас отрядил в его распоряжение солдат. Очень тихо они окружили дом имама, расположенный в глубине двора соборной мечети. Конечно, в этом им помогли сумерки, а также беспечность имама, уверенного в добром расположении к нему городничего Кандаурова. Когда важные турецкие гости, рассевшись на кожаные подушках вокруг богатого достархана, взяли по первому чебуреку с большого медного блюда, кяфиры, или неверные, ворвались в комнату. Молодой пехотный офицер, уже освоивший местную лексику, приставил пистолет к голове священнослужителя и сказал:

– Турмах, огълу къатыр! Нереде анахтарлар[5]?

Соборная мечеть, построенная знаменитым турецким архитектором Ходжи Синаном, была огромна. Тем не менее из-за превосходно рассчитанных пропорций здание казалось слово бы парящим над землей, устремленным в небо. Как и крепость Гезлеве, его возводили, используя в основном местный камень-ракушечник, несущие же части выполнили из известняка, плотно подогнав его плиты одна к другой. Центральный зал Джума-Джами достигал высоты примерно 22 метра. Он имел сферический купол. С западной и восточной стороны зала находились обширные двухэтажные галереи, прикрытые несколько приплюснутыми куполами. Главный, северный фасад украшал так называемый «притвор» с колоннами и арками.

Заблудиться в Джума-Джами, особенно человеку, попавшему в мусульманский храм впервые, ничего не стоило. Потому Мещерский задумался, озирая высокую стену западного фасада с семью стрельчатыми окнами наверху и двумя дверями внизу. За ним, скрывая фонари под полами плащей, остановились кирасиры и солдаты из гарнизонного батальона.

Между тем подвалов в мечети не существовало.

Следовательно, тайник и, возможно, – террористы, укрывшиеся в нем до поры до времени, находятся где-то здесь, за этой толстой стеной здания, по форме близкого к кубу, за его галереями, за извилистыми переходами между ними, за узкими коридорами, за крутыми деревянными лестницами, за балконами, нависающими над центральным залом.

Этот зал с его михрабом, или открытым алтарем, устроенным в центре южной стены, и мимбером – кафедрой, откуда имам произносил проповеди, Михаил исключил из мест поиска сразу. Во-первых, нельзя оскорблять чувства верующих. Во-вторых, даже самые отпетые бандиты, то есть добродетельные мусульмане, прибывшие на полуостров проводить «джихад», или священную войну против неверных, едва ли решатся хранить порох и оружие поблизости от михраба. В Джума-Джами он был красиво отделан восемью рядами резных, раскрашенных полуколонн, растительным орнаментом и наведенными на стене сусальным золотом надписями на арабском языке. Одна из них, например, гласила: «Прежде молитвы очисти совесть свою перед михрабом».

Понятия о совести в исламском мире весьма своеобразные. На них коллежский советник даже не рассчитывал. Он взял связку ключей, изъятых у Муртаза-эфенди, нашел один, подходящий к двустворчатой, изготовленной из дуба, двери в западной стене мечети, открыл ее и обернулся к солдатам:

– Очень тихо! Очень осторожно! Тот, кто найдет тайник, получит пять золотых рублей…

Сержант Чернозуб и унтер-офицер Ермилов шли, почти касаясь плечами друг друга. Ермилов нес фонарь, в котором колебалась от невидимых движений воздуха и мерцала свеча. Чернозуб держал наготове пистолет. По их разумению, у двери в комнату с оружием должен был стоять охранник. Во всяком случае, кирасиры бы поставили его обязательно. Охраннику предназначалась пуля из пистолета. Всех остальных неприятелей отважные латники Екатерины Великой намеревались взять в плен в ходе рукопашной схватки.