Француженки не играют по правилам - [29]

Жанин снова помахала рукой.

– Вся эта твоя затаенная страсть, да еще ты так безжалостно подавляешь ее. Нам даже жаль, что так получается. Вдобавок, как мне кажется, страсть похожа на вселенную. Ты можешь сжать ее в одну крошечную точку, но в конце концов она все равно взорвется.

Может, ему не следовало задавать этот вопрос в присутствии Саммер Кори.

– По теории происхождения вселенной? Вы слишком много читаете, Жанин. Разве вы не должны давать глазам отдых, приходя домой?

– Аудиокниги – это чудо, – возразила она, когда он повернулся и направился мимо Саммер к двери. – Я много времени провожу в метро.

– Осторожней! – Саммер так быстро подсунула свои пальцы под его ноги, будто хотела, чтобы Люк наступил на них.

Конечно же, он не наступил. Мгновенность его реакций была давно отработана в гораздо более серьезных испытаниях и трудностях, и он даже слегка не задел ее пальцы.

– А вот и чудовище, – обратилась Саммер к Жанин, поднимая резную черную пуговицу. Боковым зрением Люк увидел дикую клыкастую морду, когда открывал дверь. – Я знала, что оно где-то здесь. И, по правде говоря, я думаю, что оно должно быть Властелином Ада.

Глава 8

Еще один день.

Саммер написала двадцать одну открытку – теперь каждый ее ученик получит от нее весточку – и вложила их в посылку с новыми игрушками и парижскими сувенирами, надеясь, что глаза детей загорятся от радости. Посмотрев на календарь, отметила, что до ее спасения осталось восемьдесят дней.

Не так уж и плохо, верно? Она продержалась целых десять дней. Она несчастна, но Бог свидетель, раньше было гораздо хуже, и несчастью не было видно конца. Целых пять лет провела она в школе-интернате. А уж три-то месяца как-нибудь вытерпит.

Саммер тщетно пыталась пробиться к своим школьникам по видеосвязи, но так и не смогла. Линии, должно быть, опять вышли из строя – там действительно нужна другая спутниковая система. Ее отца называли выдающимся филантропом потому, что с его помощью происходили значительные изменения к лучшему, – но Саммер всегда было смешно это слышать. Отец преследовал иные цели. В обмен он всегда получал то, что хотел. Даже от своей собственной дочери.

Она уже было начала думать: а не притвориться ли, что ей действительно хочется помочь с управлением отелем, но, ради бога, у Алена достаточно страданий только из-за того, что она просто находится здесь. Поэтому она добавила еще несколько фотографий с острова к тем, которые сменяли друг друга на большом экране телевизора. Саммер меняла параметры слайд-шоу до тех пор, пока не осталось никакого оправдания перед собой, чтобы и дальше возиться с ними. Она любила эти фотографии. Они напоминали ей, что где-то на самом деле существуют солнце и счастье, которое она нашла для себя, и очень скоро вернется к нему.

Она подумала, что, может, было бы неплохо почитать книгу или сделать что-нибудь еще, но к этому времени пустота номера сделала ее совсем несчастной, и в памяти всплыли прошлые годы одиночества. И как ей повезло, что она наконец-то нашла остров, где могла изливать свою любовь на людей, которые тоже любили ее. А теперь вот разлука с ними… Боже, ей кажется, здесь ее засасывает старая черная трясина, и она тонет в этой мерзкой грязи.

Саммер взяла стопку телефонных сообщений. Не от женщин, конечно. Они ее всегда недолюбливали. Только не на Manunui, ее острове, и то, вероятно, скорее всего потому, что она была там диковинной, из-за чего тамошние женщины были терпимы к ней. К тому же она жила на островах как чертова монахиня.

Саммер начала перебирать бумажки. Прежние ухажеры – и много. По крайней мере, трое из них уже женаты.

Листочков бумаги с именами журналистов оказалось столько, что можно было устроить небольшой костер. Penthouse, Playboy… Она смяла их в комок и бросила в корзину для мусора.

Мужчины, чьи имена ей были смутно знакомы, – эти надеялись через непрочные связи с ней завязать отношения с ее отцом. Возможно, он мог дать некоторым из них надежду.

Порнорежиссер – таким всегда нужны новые актрисы. Но он, конечно, не знал, что случилось с тем, который попытался предложить ей участвовать в съемках порнофильма, когда она еще училась в колледже. Ее отец живенько разнес всю эту их порнолавочку. Да и ей заодно здорово попало за то, что она вела себя неподобающе и «дала им повод думать, что была не прочь сниматься у них».

Винсент Морен.

Саммер задержалась на этом имени. Холодок возник в затылке, перешел на шею, спустился и завязался узлом в животе, вызвав тошноту. О боже. Как только он посмел? Разве ее отец уже не оставил от него и мокрого места? Неужели Винсенту Морену удалось подняться? Одно лишь слово отцу, и от Винсента останется лишь воспоминание, но, о боже… даже от мысли, что отец может опять наговорить ей, тошнота грозила сокрушить ее. Ну и воспоминания…

Она отошла подальше от стола и сквозь завесу дождя со злостью взглянула на Эйфелеву башню. Пустой гостиничный номер сжимал Саммер, будто чей-то кулак пытался выдавить из ее сердца самую последнюю каплю жизни. Но Саммер хорошо знала, как капли дождя будут хлестать по ногам, если она пойдет вдоль Сены, укрываясь под большим зонтом в надежде убежать от одиночества. Так она поступала много раз. Она испробовала зонты всех цветов: радужный, розовый с блестящими серебряными блестками, веселенький желтый. В конце концов, зонт мог быть и черным. Все остальные цвета заставляли ее чувствовать себя еще более жалкой, еще более отчаявшейся. Одиночество тащилось за ней и при любой возможности обвивалось вокруг нее, как плащ вампира.