Франция в XI – начале XIII века. Общество. Власть. Культура - [14]

Монархическое правление в Лангедоке: Людовик Святой и Альфонс Пуатьеский. Последнее восстание Раймонда VII, сурово подавленное Людовиком, имело последствием окончательное подчинение Лангедока. Граф Тулузский тщетно пытался вступить в новый брак и приобрести иного наследника, чем брат французского короля, Альфонс Пуатьеский. Прованская принцесса, руки которой он искал, вышла замуж за другого брата Людовика Святого, Карла Анжуйского. Капетингское владычество, утвердившись в долинах Роны и Луары и проникая все далее и далее, стягивало Лангедок все более тесным кольцом. Смерть Раймонда VII (1247) отдала в руки графа Альфонса Тулузу. Так закончилась многолетняя ожесточенная борьба, которая вместе с независимостью южного населения уничтожила и его цивилизацию. Соединение обеих Франций, основанное на родстве крови, было навеки закреплено.

Благодаря сердечному согласию между Альфонсом Пуатьеским и Людовиком Святым, главным же образом — благодаря умеренности короля, Югу не пришлось сильно пострадать от перемены правительства, и он без сопротивления подчинился северным правителям и учреждениям. Монархия продолжала упрочняться в этой отдаленной стране, руководствуясь интересами порядка и мира. Альфонс ввел в своем уделе администрацию, почти подобную той, какая существовала в королевском домене, и неизменно следовал тем принципам, которыми руководствовался в своей деятельности Людовик Святой. Он ввел в своем государстве ту же систему отчетности, какая господствовала в королевстве, а также институт следователей; он учредил даже для всех своих владений в Центральной и Южной Франции единый парламент, который по компетенции и влиянию стоял значительно выше феодальных судов, какие существовали во всех крупных феодах. Новейшие исследователи, изучавшие административную систему Альфонса Пуатьеского, все без исключения отзываются с большой похвалой о деятельности Людовика Святого и его брата. «В общем, — говорит Молинье, — их правление было так хорошо, как только могло быть правление государя XIII в. В первый раз со времени славного господства Римской империи Юг управлялся разумно. Государь обнаруживает, может быть, слишком непосредственное и слишком активное влияние на ход правительственных дел, но теория королевской прерогативы, как ее позднее формулируют легисты Филиппа Красивого, еще не народилась, и можно сказать, что как Лангедок, так и Франция были бы счастливы, если бы никогда не знали другого режима».

Внешняя политика Людовика Святого. Со времени битвы при Бувине и ослабления Германской империи, обессиленной своей борьбой с папством, Франция заняла преобладающее положение в Европе. Людовик Святой воспользовался им лишь для того, чтобы осуществить за пределами своего королевства тот идеал справедливости и высшего порядка, которым он неизменно руководствовался во внутренней политике. Его отношения к иностранным державам были подчинены прежде всего великому делу крестового похода, затем — желанию поддержать мир у всех своих соседей, желанию, которое нечасто встречается среди государственных людей. И здесь христианин господствовал над королем и предписывал ему его образ действий.

Испания, поглощенная своей борьбой с арабами и крайне раздробленная в политическом отношении, не могла угрожать развитию и безопасности Французского королевства. Однако надо было помешать Англии приобрести себе там союзников и надо было положить конец притязаниям арагонских королей, барселонских графов на Лангедок и Прованс. Людовик IX устранил первую опасность тем, что обручил своего старшего сына с сестрой короля Кастилии, свою дочь Изабеллу — с молодым королем Наварры, Тибо V, и своего второго сына Филиппа — с одной из арагонских принцесс. Вторую опасность он мудро предупредил тем, что заключил с Арагоном Корбейльский договор (11 мая 1258 г.), положивший конец территориальным капризам феодальной географии и впервые сделавший Пиренеи настоящей границей между обеими нациями. Барселонское графство, принадлежавшее Франции со времени Карла Великого, окончательно отошло к Испании; графство Фуаское осталось за Францией, и Арагон навсегда отказался от всяких поборов и территорий в области, лежащей к северу от Руссильона. Отказываясь от Каталонии, Людовик терял лишь тень суверенитета, потому что со времени вступления на престол Филиппа Августа французский король утратил даже платоническую честь видеть акты этой страны помеченными годом своего царствования. Взамен он приобрел одну реальную выгоду — именно ту, что навсегда разорвал связь, так долго соединявшую Юг Франции с Севером Испании, и остался единственным господином Лангедока.

Более щекотливую и сложную задачу приходилось ему решать на другой сухопутной границе королевства — там, где оно соприкасалось с Германией. Если бы Людовик IX обладал натурой завоевателя, ему ничего не стоило бы воспользоваться тем политическим хаосом, который господствовал в Арльском королевстве, и отодвинуть традиционную границу Франции за Сону и Рону. Ему достаточно было бы воспользоваться распрей между папством и империей, и особенно смутой, наступившей в Германии после смерти Фридриха II. Он не сделал этого и оставил эту благодарную задачу своему сыну и внуку, удовольствовавшись тем, что путем покупки графства Маконского приобрел позицию в Бургундии, и тем, что в Провансе водворилась капетингская династия. Он стремился не к тому, чтобы расширить свои владения, а к тому, чтобы водворять мир и распространять свое нравственное влияние. Да и это не всегда было легко.