Франция в XI – начале XIII века. Общество. Власть. Культура - [13]

Внутренняя политика Людовика Святого; феодальная война и война с Англией. Война 1242 г. была одним из многочисленных эпизодов этого векового соперничества. Вместе с тем она является и последней конвульсией умирающего феодализма. В Пуату — главном центре духа сеньориальной независимости — к ужасу крайне непостоянной и недисциплинированной знати упрочил свое господство Капетинг Альфонс, граф Пуатье и брат Людовика Святого. В 1241 г. бароны Пуату начинают волноваться, созывать тайные собрания, подстрекать друг друга к сопротивлению. «Французы, — говорили они, — всегда презирали нас, пуатусцев; они хотят отнять у нас все наши земли, чтобы по праву завоевания присоединить их к своим владениям, и будут обращаться с нами хуже, чем с нормандцами и альбигойцами; ибо теперь последний слуга короля полновластно распоряжается в Шампани, Бургундии и во всей стране, потому что бароны — настоящие рабы, и никто из них не решается что-либо сделать без его приказания». Зависть одной женщины, Изабеллы, графини Маршской, вдовы Иоанна Безземельного, взбешенной пренебрежением, которое оказали ей королевы во время совещаний в Пуатье, объединила всех недовольных. Коалиция, образованная Гуго Маршским, быстро распространилась и пожаром разлилась по всей стране. В нее вошли феодалы Гаскони и Ажена, граф Тулузский, виконт Нарбоннский, английский король, сын Изабеллы Маршской, и даже король Арагонский, владелец Монпелье, которому грозила опасность быть вытесненным из Лангедока. Граф Маршский как бы торопится сыграть свою роль. Он является в Пуатье, публично бросает вызов своему сюзерену, графу Альфонсу, поджигает в знак разрыва дом, в котором жил, и покидает город. Людовик IX ждал лишь этого объявления войны, чтобы выступить в поле. Он должен был предупредить коалицию и нанести ей решительный удар, прежде чем английский король, высадившийся в Сентонже, успел бы собрать вокруг себя силы своих многочисленных союзников.

В то время как капетингский флот собрался у Ла-Рошели, сохранявшей верность французскому королю, и крейсировал вдоль берегов Сентонжа и Вандеи, королевская армия под личным предводительством Людовика IX вступила в Пуату и, одно за другим, заняла все укрепленные места. Устрашенные пуатусцы напрасно разоряли страну перед врагом, засыпали колодцы, отравляли источники: ничто не могло удержать французов. Последнее усилие отдало в их руки Фронтне, главную крепость графа Маршского, которую защищал его собственный сын, попавший в руки Людовика Святого. Гуго Маршский погиб, и вместе с ним погибло владычество англичан в Пуату. Только теперь английский король решился покинуть Руан и двинуться навстречу победоносному врагу; но и на этот раз он опоздал, как всегда (июль 1242 г.).

В первом сражении Людовик IX принудил англичан очистить Тельбургский мост, что дало ему возможность перейти Шаранту. Спустя два дня он снова встретился с врагом под стенами Сента (22 июля 1242 г.) и разбил его наголову. Впечатление, произведенное этой победой, было несравненно важнее, чем само сражение. Генрих III во всю прыть ускакал из Сента, бросая по дороге свой багаж, утварь из своей часовни и реликвии. Он остановился лишь в Бле, а почувствовал себя в безопасности лишь за Гаронной, в Бордо. Как и всякий побежденный, он обвинял своих союзников в предательстве и особенно проклинал графа Маршского; он написал императору Фридриху II жалобное письмо, в котором признавался, что «переехал в Гасконь, так как, не желая рисковать жизнью, не мог оставаться среди вероломного и неразумного населения Пуату». Людовик IX готовился идти на Бордо, но в Бле заболел, и дизентерия начала косить его армию. Он считал свою победу достаточной и только пожал ее плоды. Потеряв надежду на спасение, Гуго Маршский вместе с женой, надменной королевой Изабеллой, и двумя сыновьями отправился к победителю и пал к его ногам. Людовик предписал им тяжелые условия; в Пуату навсегда было восстановлено капетингское владычество, и принц Альфонс оставлен в нем неограниченным правителем.

Юг участвовал в восстании. В Авиньоне были убиты два инквизитора; графы Тулузский и Фуаский напали на королевское сенешальство Каркассон. Но здесь, как и повсюду, известие о победе при Сенте сразу остановило мятеж. Оба графа, которым с одной стороны грозили королевские чиновники Лангедока, с другой — северная армия, опасаясь нового крестового похода, отдались на полную волю короля. Лоррисский мир (1243) лишь возобновил для лангедокских феодалов те унижения, которым подверг их договор, заключенный в Мо. «С этого времени, — говорит летописец Гильом де Нанжи, — французские бароны более ничего не предпринимали против своего короля, помазанника Господня, ясно видя, что рука Всевышнего содействует ему».

Опасным врагом оставался еще только герцог Аквитанский, потому что он мог отстаивать свою феодальную независимость силами целой монархии. Людовик IX поспешил заключить с ним перемирие, слишком любя мир, чтобы затеять борьбу не на жизнь, а на смерть, и будучи готов на всякие жертвы, чтобы получить возможность осуществить свой план крестового похода. После возвращения в свое государство (1254) он мог бы без большого труда воспользоваться необыкновенно удобным поводом, который представился ему тогда, чтобы покончить с англичанами и прогнать их на остров. Генрих III, ослабленный восстанием гасконских феодалов и еще более — восстанием английских баронов, был не в силах защищаться. Король вроде Филиппа Августа наловил бы рыбки в этой мутной воде. Но Людовик IX стоял выше обычных политических приемов: традиции деда он противопоставил свое собственное чувство права. Законность приобретений Филиппа Августа казалась ему не вполне установленной, и христианская совесть не позволяла ему отнять у сына Иоанна Безземельного то, что еще принадлежало ему на французской почве. Он не только пренебрег случаем взять Бордо и Гасконь, но 28 мая 1258 г. он добровольно уступил своему сопернику некоторые из завоеванных областей: Перигор, Лимузен, Керси, часть Сентонжа и часть Ажена. Взамен английский король безусловно отказался в его пользу от всех остальных континентальных владений Плантагенетов, призвал за ним суверенитет над Бретанью, Овернью, Маршем и Ангумуа и формально принес ему вассальную клятву за герцогства Гиень и Гасконь. Таков был этот знаменитый парижский договор, против которого так негодовали политики еще при жизни Людовика IX и который, одобряя или осуждая, исследовали столько историков. Можно признать, что неудобства этого договора уравновешивались его выгодами; но главной целью Людовика Святого было успокоить свою совесть и восстановить справедливость. Он не знал других политических правил: всякий договор, подписанный им, должен был прежде всего быть орудием мира.