Франциск Скорина - [46]

Цицерон учил об изначальном совершенстве человеческой природы, естественном происхождении морали. В то же время римский философ полагал, что подлинное нравственное совершенство доступно лишь избранным. Люди, как правило, достигают лишь подобия нравственного идеала. Принимая цицероновскую концепцию морали в целом, Кошутский подвергает ее некоторой христианизации. Он пытается предельно сблизить цицероновское и христианское учения о природе человека. Под совершенной нравственной природой, свойственной мудрецам, пишет Кошутский, следует «понимать естественную природу человека в ее первозданном виде, т. е. ту, которой не коснулся грех... Именно так и понимал Цицерон данную проблему, хотя как философ ничего не знал о грехе» (178, С с об). И дальше: «Здесь виден великий разум Цицерона, который хотя о грехе, как язычник, и не знал, однако же близко подошел к мысли, что человек весьма далек от совершенства» (там же ЕЗ—ЕЗ об). Тем не менее Кошутский полагал, что природа человека заслуживает доверия в качестве регулятора морального сознания и поведения. «Подобающее, — пишет он,— следует за человеческой природой» (там же, N об).

Кошутский подразделял благо на три вида: телесное (здоровье, сила, красота), внешнее (родовитость, богатство) и внутреннее (интеллектуально-нравственные добродетели) (см. там же, В b). Выясняя сущность категории «высшее благо», комментатор Цицерона обращается к истории античной этики. Он анализирует этическое учение киренаиков, эпикурейцев, скептиков, академиков, перипатетиков, стоиков. Рассматривая этические воззрения античности, Кошутский устраивает своеобразный диалог, обнаруживая позитивные и негативные элементы в том или ином философском учении, и уже после этого высказывает свое мнение об истине. В основном он разделяет этические воззрения Средней Стои, представители которой (Панэтий, Посидоний и вслед за ними и Цицерон) смягчили этический ригоризм древнестоического учения, дополнив его отдельными положениями этики Платона, Аристотеля и их последователей (см. 136, 89—91). Высшим благом Кошутский считает нравственно прекрасное. В то же время он не отрицает определенной ценности телесных и внешних благ, т. е. здоровья, материального благополучия и в целом утилитарно-полезного, однако признает все это лишь в том случае, если полезное не вступает в противоречие с нравственно прекрасным.

Главным объектом рассмотрения в цицероновском трактате является проблема обязанности, т. е. морального долга человека в частной и общественной жизни. Как известно, Цицерон различал две разновидности обязанности: «совершенную» и «среднюю». Совершенная обязанность связана с идеальным устремлением человека к высшему благу; средняя обязанность заключается в выполнении человеком повседневного долга. В своих комментариях Кошутский весьма обстоятельно раскрывает сущность этих понятий. «Философы,— пишет комментатор,— различают два вида обязанности... Одну они называют совершенной, т. е. ту, которая доводит любое предприятие до окончательного результата, высшей степени совершенства. Другую обязанность они называют средней, а именно ту, которая не приводит человеческие поступки к абсолютному совершенству, но тем не менее, если человек в соответствии с ней выполняет свой долг, во всем поступает нравственно прекрасно и благородно, жизнь его может считаться добродетельной, хотя в своем поведении он и не достигает истинного и полного совершенства. Об этой-то средней обязанности и учит в этих книгах Цицерон. О ней и другие философы[15] писали, в то время как об обязанности, которую называют совершенной, никто нигде не писал и писать не мог. О ней не может быть никакого учения, потому что она свойственна самому совершенному и мудрому человеку, которого на свете после первородного греха не было и быть не могло» (178, Е3 — Е3 об). Кошутский, таким образом, разделяет мнение философов Средней Стои, в частности Цицерона, о том, что для реального человека нравственно-этический идеал недосягаем. Тем не менее жизнь человека может считаться добродетельной если он по мере своих сил и возможностей поступает нравственно прекрасно, выполняет свой человеческий и общественный долг. Кошутский правильно подметил метафизический, условно-теоретический, утопический характер учения об идеально-совершенном человеке. В то же время комментатор по достоинству оценил натурализм, гуманизм, реализм цицероновской этики, основанной на принципе «средней обязанности» и рассчитанной на «человека весьма далекого от совершенства», живущего в реальном обществе, являющегося гражданином, политическим и общественным деятелем, должностным лицом, воином, отцом семейства и т. д.

Перенесенное на почву XVI столетия учение о «средней обязанности» и «средней мудрости» приобрело ярко выраженную гражданско-гуманистическую направленность, явилось средством секуляризации морали, ее частичного освобождения от авторитета религии: чтобы обрести нравственное совершенство, не обязательно стремиться к достижению христианского идеала, вполне достаточно вести нравственно прекрасный мирской образ жизни, быть справедливым, разумным, умеренным, человечным в отношениях с людьми, добросовестно исполнять свои общественные обязанности и т. д. Идея «средней обязанности» отвечала этико-гуманистическим воззрениям эпохи Возрождения, противостоящим, с одной стороны, христианскому аскетизму и религиозному максимализму; с другой — эпикурейскому гедонизму, и была в основном связана с умеренно стоической, а точнее, цицероновской интерпретацией сущности высшего блага.