Фотофиниш. Свет гаснет - [25]

Аллейн постарался не наступить на узкую полоску земли, отделявшую дорожку от стены дома, и теперь, присев, смог внимательно ее осмотреть. На нее недавно наступили несколько человек. Черт бы побрал этот поисковый отряд!

Он пошел дальше по дорожке, миновав садовую скамейку и стараясь держаться как можно дальше от окон. В зарослях папоротника и кустарника справа тут и там были сломаны ветки — Аллейн предположил, что это последствия охоты, которая успешно уничтожила любые признаки тайного присутствия незваного гостя. Вскоре дорожка отклонилась от стены дома, нырнула в лес и вывела его к ангару.

Там обнаружилось множество следов деятельности Марко. Злоумышленник срезал путь по земле, которая явно была сырой, и Аллейн смог проследить его передвижение по заасфальтированному полу ангара именно так, как описал Марко.

Аллейн пересек раскаленную полуденным солнцем посадочную площадку. Звуки, доносившиеся из музыкального салона, стали тише. Птиц не было слышно. Он нашел тропу, ведущую через лес к озеру, и пошел по ней; за его спиной сомкнулись темные деревья, и его окружил уже знакомый запах мокрой земли и мха, напоминающий запах оранжереи.

До озера было совсем недалеко, и вскоре лес начал редеть и пропускать солнечные лучи. Должно быть, где-то здесь Марко и нашел защитную крышку для объектива. Аллейн вышел на открытое пространство; берег острова, озеро и линии электропередач, тянущиеся к дальнему берегу, находились там же, где он их помнил со времени утренней прогулки.

Аллейн некоторое время постоял у края воды. Солнце, беспощадно светившее прямо на его макушку, делало весь пейзаж каким-то выбеленным, почти лишенным цвета. Он рассеянно сунул руку в карман, чтобы достать трубку, и рука его коснулась маленького твердого предмета. Это была крышка для объектива, завернутая в носовой платок. Он достал ее и развернул, стараясь не касаться поверхности пальцами — тщетная предосторожность, подумал он, после того как она побывала в руках Марко.

Крышка была от известной модели японских фотоаппаратов, которые делали мгновенные самопроявляющиеся снимки. На внешней части было название фирмы «Кото». Он снова завернул крышку в платок и убрал в карман. Как правило, в сыскной работе он не слишком рассчитывал на вдохновение, но если оно когда и посещало суперинтенданта, то именно сейчас у озера.

Глава 4. Спектакль

Рано утром на следующий день погода изменилась. С северо-запада подул ветер, но не сильный и не постоянный; скорее он ощущался как периодические потоки более прохладного воздуха на лице и как легкое шевеление деревьев вокруг дома. На небосклон вторглись надвигающиеся облака; они множились и громоздились в небе башнями и замками. Поверхность озера перестала быть гладкой и покрылась рябью. Мелкие волны мягко набегали на берег.

На протяжении всего утра через разные промежутки времени прибывали новые гости: некоторые прилетели чартерным рейсом в ближайший аэропорт и добрались до острова на вертолете, некоторые прибыли на поезде, а затем на машине; автобус привез целую диаспору музыкальной интеллигенции из среды аборигенов. Катер то и дело сновал по озеру туда-сюда.

Прибыл настройщик роялей; было слышно, как он проверяет отдельные ноты, но немузыкальному уху казалось, что высота их совершенно не изменяется.

Сэр Дэвид Баумгартнер, выдающийся музыковед и критик, должен был остановиться в доме с ночевкой вместе с неким доктором Кармайклом, знаменитым консультантом, являвшимся, кроме того, президентом Новозеландского филармонического общества. Всем остальным предстояло провести долгие мрачные часы на катере, в автобусах и автомобилях, и к середине утра вернуться в свои дома в Кентербери[25], очень устав и пережив настоящее потрясение.

Что касается того, как гости отнесутся к столь значительному напряжению, то Соммита считала, что предстоящее зрелище приведет их в такой восторг, что они совершенно позабудут о физических неудобствах. Пока что она велела всем гостям собраться перед домом, чтобы Бен Руби сделал общую фотографию. Все повиновались, поеживаясь от прохладного воздуха под низким небом.

— Все смотрим и улыбаемся в камеру, — попросил мистер Руби.

Соммита не пришла на обед — сказали, что она отдыхает. В целом обед прошел тихо и спокойно. Даже синьор Латтьенцо не особо старался его оживить. Руперт Бартоломью ничего не ел, на лице его застыло страдальческое выражение; он пробормотал что-то о том, что нужен в музыкальном салоне, извинился и вышел. Мистер Реес вел неуклюжую светскую беседу с Трой; Аллейн, сидевший рядом с мисс Хильдой Дэнси, старался как мог. Он спросил ее, считает ли она премьерные спектакли трудным испытанием, на что она ответила вибрирующим контральто: «Только если это важная премьера», явно намекая на то, что нынешний спектакль таким не является. После ухода Руперта она прошептала: «Это просто позор».

— Позор? — рискнул переспросить Аллейн. — В каком смысле?

— Увидите, — предсказала она. — Это людоедство! — добавила она, одарила суперинтенданта мрачным взглядом, который он не смог истолковать, хотя решил, что почти догадался о его значении, и после этого не проявила никакого желания вести дальнейшую беседу.