Фото на развалинах - [8]

— Вы грабите могилы? — вырвалось у меня. Не специально, правда. Наташа покраснела.

А историк вдруг расхохотался. Да так, что слёзы выступили. И, смеясь, махнул рукой, мол, садись:

— О нравственно-этических аспектах археологии поговорим либо индивидуально, либо на факультативе, если это заинтересует ещё кого-то, кроме тебя.

Я сел, осознавая свой провал. Надо же было сморозить такую глупость! И всё из-за дурацкой головной боли. Хотел подгадить Вите, а получилось — наклал себе же в карман.

Последние пять минут урока тянулись ужасно долго, я едва смог дождаться звонка. Даже спина Наташи, казалось, источает раздражение.

Вместе со звонком я встал и выскочил из класса.

• • •

Это была самая противная болезнь в моей жизни. Так сказать, обильно приправленная осознанием своей дурости.

Раньше болеть было даже прикольно — лежишь дома, ничего делать не должен, глотай таблетки, полощи горло и читай книги. Родители опять же тебя жалеют и проявляют внимание. В этот раз всё было не так. Мать обиделась и вообще ко мне не заходила. Наташа обиделась и как будто говорила со всех своих фотографий: Фёдоров, я тебя покалечу за то, что ты Вите сказал! Весь мир от меня отвернулся. Даже читать я не мог — вместо строчек из книги в голове постоянно возникали собственные невесёлые мысли. Выздоравливать и идти в школу не хотелось.

В воскресенье вечером позвонила Зеленина. Соврала, что классная просила узнать, как дела. На самом деле классной было на меня глубоко наплевать, ей чем меньше народу за партами, тем спокойней. Алиска сделала это исключительно для себя, потому что я ей нравлюсь. После стандартного вопроса о самочувствии она поинтересовалась, буду ли я к следующему воскресенью в состоянии прийти к ней на день рождения.

— Не знаю, — честно сказал я. Так как мать меня игнорировала, я занимался самолечением. И довольно безуспешно — температура упорно держалась, и горло болело.

— Жаль. Кого ни позову, никто не может. Только Наташа и Оля Морозова согласились.

Наташа — это интересно, подумал я. Это шанс загладить свою тупость, оправдаться и помириться.

— И ещё мы хотели Виктора Валентиновича пригласить. Только он отказался. В общем, получается — одни девчонки, — Алиска печально вздохнула.

— Ладно, приду. Что тебе подарить-то?

— Прояви смекалку, — захихикала она.

Проявлять что-то мне было лень, я размышлял, чья это идея — пригласить Карбони к Зелениной. Алискина, или всё-таки Наташина. И я сказал:

— У меня книжка есть ненужная. «История пыток» называется. Подарить?

— Подари, — сказала Алиска, — буду знать, как тебя пытать. В общем, в воскресенье в четыре. Только, Елисей, вы с Наташей не ссорьтесь у меня, ладно? Она на тебя здорово злится с того раза. Считает, что ты класс перед педагогом опозорил.

О да… Все остальные — просто радость школы, один я позор. Кто бы мог подумать…

— Ну если она не полезет меня калечить, то буду корректен.

— Кстати, Виктор Валентинович просил тебе передать, чтобы ты поправлялся. Он на тебя не сердится. Ты же от температуры ерунду говорил.

Захотелось дать Алиске в лоб, но, к её счастью, это было невозможно.

— Ему тоже… не кашлять, — мрачно сказал я, — ладно, Зеленина, я пошёл горло полоскать. Ради тебя, а то к воскресенью не вылечусь.

И положил трубку.

Всё было ещё хуже, чем казалось сначала. Я вёл себя как идиот, а Виктор Валентинович — как великий гуманист. Не обиделся на меня, передал, чтоб выздоравливал. Да лучше бы он психанул. А так, естественно, понравится Наташе ещё больше!

Надо что-то делать, в который уже раз подумал я.

Потом включил комп и написал «ПЛАН». План по оттеснению от Наташи опасного историка Карбони. И план по приближению Наташи к себе.

В дверь постучали. Ни раньше, ни позже. Когда я тут валяюсь с температурой и хочу, чтобы мать пришла, она занимается своими делами. А как у меня появляется дело — так она тут как тут. Стук я проигнорировал. А если я не открывал, то мать ко мне и не входила. Так она демонстрировала своё доверие и демократию в семье…

Что же я буду делать для приближения Наташи? Нужна была ревность. Из книг я уяснил, что во многих случаях женская любовь начинается с ревности. Ещё психологи говорили, что ревность разрушает организм. И ещё такое: ревность замыкает человека на одной проблеме, поэтому он становится неспособен увидеть более широкую проблему. К примеру, если какая-нибудь из Наташиных подружек будет ей непрерывно трещать о том, какой я замечательный, она непременно позавидует, потом приревнует, потом её на мне замкнёт. А за подружкой и ходить далеко не надо — вот она, Алиска Зеленина. Легкодоступная, уже и так слегка влюблённая в меня дурочка. Она и стала в плане номером 1.

Под номером 2 я написал: «В. В.» Даже влюбив в себя Наташу, следовало выжить Виктора Карбони из школы важным и справедливым делом. Он мне мешал и должен был уйти. Но Виктор Валентинович был куда более сложной проблемой, чем Алиска.

Я представил себя танком. Неумолимо двигаясь вперёд, я выискивал историка в прицел и стрелял, стрелял, стрелял…

Выписали меня в пятницу, выдав справку, что в школу я должен идти в понедельник. Я поклялся впредь держать себя в руках и прежде чем что-то сказать, как следует подумать. Противник был взрослый и умный, промахов больше быть не должно.