Форварды - [17]

Не помню, чтобы кого-то интересовал возраст Гогоберидзе. В 31, 32, 33 года, в трех чемпионатах подряд, он был первым в своем клубе по числу забитых мячей, в 37 лет состоял в «33 лучших». Роковой рубеж тридцатилетия был придуман позже, не знаю уж каким формалистом. Близорукое анкетное рвение не только обижает ни в чем не повинных мастеров, но и наносит ущерб футболу, их преждевременный уход подчас лишает игру тонкости и зрелости, ей, игре, нужны люди, знающие ее вдоль и поперек. Прощание неминуемо, но оно должно свершаться естественно, не быть торопливым и грубым.

Гогоберидзе постоял за тех, кому тридцать с хвостиком, раздвинул наши представления о возрастных границах. Это не выглядело феноменальностью, уместнее говорить о культуре человека, отчетливо знавшего, что требуется для хорошей игры, умевшего свою неиссякаемую маневренность гарантировать тренировочным трудом и образом жизни. То, что Гогоберидзе наделен внутренней культурой, легко обнаруживалось с трибун. Всегда сдержанный, захваченный игрой, он выглядел на поле тем, кого принято называть воспитанным человеком. Постоянно, еще до вмешательства судьи, он останавливал, успокаивал нервничавших товарищей, хотя сам был пылким не менее, чем они.

«Нашими лучшими полусредними я считаю Валентина Николаева, Николая Дементьева, Автандила Гогоберидзе…» – так писал Б. Аркадьев в своей книге. Знакомые все лица, не так ли? Тогда еще не было нашего Клуба, счет голам вели небрежно, а эти трое, названные в назидание в теоретическом труде, лестную оценку умудренного тренера оправдали. Там же Б. Аркадьев писал: «Потеря игровой направленности в сторону ворот противника – опасное перерождение полусреднего, обесценивающее его как игрока нападения». Благодаря Клубу мы знаем, что эти трое «не переродились», свое игровое предназначение осуществили сполна.

Как редактору, мне известно, что значит быть названным Б. Аркадьевым в качестве примера. Однажды я попросил его в рукопись статьи ввести подобные примеры, которые бы иллюстрировали его утверждения. Он ответил, что должен подумать. Думал день. Позвонил и продиктовал, куда и какие фамилии вставить. Еще через день позвонил снова – одних вычеркнул, назвал других. Вычитывая гранки, он долго сидел, взвешивая свои примеры, вздыхал, опять какие-то фамилии убрал, вписал новые. «Ну, теперь, кажется, грубых ошибок нет, один, правда, вызывает у меня беспокойство, но он молод, будем считать, что ему выдан аванс».

Невозможно представить, чтобы Б. Аркадьев, убежденный сторонник обоснованного, безупречного взаимодействия, признал «лучшим полусредним» Гогоберидзе только за его личные совершенства. Можно не сомневаться, да так оно и было, что он видел в нем футболиста, разумно ведущего общую игру, знающего толк в тактическом розыгрыше, соблюдающего вечно ценимое чувство меры в соотношении «я» и «мы». Неспроста он в 1947 году пригласил Гогоберидзе вместе с ЦДКА совершить турне по Чехословакии, а в 1952 году включил в состав заново созданной сборной СССР.

Все это проливает свет и на Гогоберидзе как на игрока, и на его клуб, тбилисское «Динамо». Долгое время одной из постоянных тем разговоров было обсуждение, почему тбилисцы, играющие ярко, всем нравящиеся, никак не доберутся ни до золотых медалей, ни до Кубка. Одной из сильных версий было «чрезмерное увлечение индивидуальной игрой». Я взял это выражение в кавычки, поскольку привожу выдержку из напечатанного. Так что версия была не разговорная, кулуарная, а открытая, чуть ли не официальная. Не возьмусь судить, одна ли эта причина действовала или влияли и другие, а эта среди них. Тбилисцы по своей футбольной одаренности давным-давно, с довоенных времен, имели право на призы, но прежде их сделались чемпионами и ЦДКА, и московское «Торпедо», и киевское «Динамо», а они лишь в 1964 году, в своем 25-м чемпионате.

Сейчас, после того как тбилисское «Динамо» свело короткое знакомство со всеми призами, мы в его неудачах ищем причины общего порядка, те же, что и у остальных команд, а не «особые». Премудрости игры, именуемой современной, отвечающей в каждый данный момент всем требованиям последней моды, тбилисскими футболистами и тренерами познаны и усвоены. Но шли они к этому в самом деле долго и трудно.

Гогоберидзе, который был связующим звеном нескольких поколений, сделал, возможно, больше, чем кто-либо другой для сглаживания «чрезмерного увлечения», для того, чтобы его команда обрела устойчивое равновесие в коллективных проявлениях. Он настаивал на этом не в диспутах, а тем, как играл. Однажды его партнер Заур Калоев так выразился: «Когда Гогоберидзе был среди нас, просто душа пела». Последний раз его видели на поле в 1961 году, а два года спустя тбилисцев поздравляли с победой в чемпионате. Красивый мужчина, рослый, тонкий в талии, как танцор, он и на поле был красив. Его образ не искажала безостановочная, тяжелая футбольная работа, на которую он себя обрек. Наверное, так было еще и потому, что он ее сам добровольно выбрал, любил и был горд, что способен с ней справиться. Он был прямым предтечей нынешних звезд из числа игроков середины поля. Он не знал устали в перемещениях, и ни одна атака не обходилась без него, он просто не мог к ней опоздать, тут уж дело чести. Красота движений в футболе – понятие не отвлеченное, ее создает и высвечивает разумность, целесообразность того, что делается, рывок ли это, наклон, шаг в сторону для отвода глаз, прыжок. Гогоберидзе был из тех, кого называют умными игроками, и выше похвалы не существует, футбол в этом смысле подчинен измерениям, понятным любому из нас, берущихся его оценивать. Человек, справляющийся с делом красиво, умно, с видимой легкостью, прославляет не одного себя, а и само дело. Такие встречаются не часто. Оттого Гогоберидзе и было дано предвосхитить игру тбилисцев на годы вперед, стать игроком-явлением.