Форточка с видом на одиночество - [18]

Господи! Ну, почему ты так жесток ко мне?

Я, как потерявшийся пес, метался по кинотеатру, выбегал на улицу, всматриваясь в удаляющиеся женские силуэты, снова возвращался назад. Всюду сновали чужие люди, мельтешили и заслоняли собой пространство, в котором она могла скрыться в любой момент и исчезнуть навсегда. «Потерял! Потерял! – стучало в мозгу. – Потерял!» Я втягивал носом воздух в надежде различить запах ее духов, который еще хранило мое обоняние. Вглядывался в маскарад лиц в надежде опознать ее профиль, который еще хранила моя память. Потерял! Потерял! Мне хотелось скулить и выть от обиды и беспросветной тоски по этим сияющим в темноте глазам, по этому плечу, в которое мне так и не случилось уткнуться носом.

Господи, если ты все спланировал заранее: привел меня в кинотеатр, дал мне невостребованный кем-то билет, посадил рядом с ней и названием фильма подсказал, что надо делать, то почему позволил мне пойти в туалет? Где ты был в этот самый ответственный момент? Какие срочные дела отвлекли тебя от изначального замысла? Что-то случилось в небесной канцелярии? Или ты опаздывал на концерт Элвиса Пресли? Может быть, сам пошел пописать? Я надеюсь рано или поздно получить ответ. Никуда не уходи.

БОГ

Я часто думаю о Боге. Например, когда лечу в самолете – всегда о нем думаю. Я думаю о нем хорошо. Особенно когда самолет попадает в зону атмосферного фронта, в зону турбулентности и его начинает трясти. Я надеюсь на Бога больше, чем на пилота – лауреата Всероссийского конкурса «Крылья России». Надеюсь на него больше, чем на двигатели, произведенные на орденоносном авиамоторном заводе. Или когда в поликлинике сдаю какие-нибудь анализы: кровь или мочу по Нечипоренко. Когда я беспокоюсь о своем сыне или родителях. Даже когда замышляю написать роман. Кажется, я гораздо чаще думаю о Боге, чем он обо мне. Это и понятно: Бог один, а нас много. Он о нас знает все, а мы о нем – практически ничего. Наверное, ему так удобнее, чтобы мы о нем почти ничего не знали.

А может, нам достаточно только веры в то, что он есть. Может, где-нибудь, в какой-нибудь другой галактике есть другой Бог. Бог другой галактики – не местный. И какие-нибудь зеленые человечки знают про него все-все. Может, они вследствие этого более счастливы. Может, их Бог чаше выходит в социум, чаще тусуется, а не живет анахоретом, как наш. Как я. Тогда получается, что зеленые человечки не верят в Бога. Они просто знают, что он есть.

Я долго жил один. Без женщины. Без Бога. Совсем один. Летом еще ничего, когда один. А зимой…

СУМАСШЕСТВИЕ

Я выходил на улицу и растворялся в толпе секссимволов.

Старожилы не могли припомнить таких холодов. (Старожилы – это люди, которые никогда ничего не могут припомнить.)

Мороз и солнце. День чудесный. Шел слепой снег. Навстречу мне брел человек средних лет со следами потертости о тротуар и шершавость жизни. В одной руке он держал початую бутылку водки, в другой – надкушенное мороженое. Хорошо. Празднично. Бесшабашно. Мне так никогда не удавалось.

Женщины с розовыми от мороза лицами шли мне навстречу, но не для встречи. Ах, не для встречи! Ни для секса в жарких смятых простынях с обжигающим дыханием страсти. И даже не для милой прогулки вдоль замерзшей реки, где дети играют в хоккей. Собаки трусили мне навстречу, но не виляли приветственно хвостами, не тыкались мордами в сосульках в мою пока еще теплую руку.

Все они: мужчины, женщины, звери, улицы, машины, счастье, любовь, небесные светила, жизнь моя гребаная двигались мне навстречу лишь для того, чтобы разминуться со мной и оставить меня.

Нищий копался в мусорном баке. Выудил оттуда упаковку каких-то лекарств. В то время, когда я проходил мимо, он обернулся:

– От чего эти таблетки, не знаете?

«Что с тобой происходит? – спрашивал я себя. – Может быть, просто сходишь с ума? Тихо, незаметно для окружающих. Соскальзываешь по гололедице в канун Нового года, в какое-то новое сумасшествие?» Вокруг переливались гирлянды, распивалась водочка, искрился, похрустывая крепким соленым огурцом, новогодний снежок. А ты подтаиваешь. Нехорошо. Но объяснимо. Один в чужом городе. Сбежал из привычного социума, от родных, от друзей, от подруг. Чтобы тихо сойти с ума в чужом городе. Это так романтично и даже высокохудожественно.

Одномерное отражение в зеркале – это все, что могло подтвердить реальность твоего существования. Никто не провожал меня, когда я шел на работу, никто не смотрел мне в спину, когда я выходил из квартиры. И страшная мысль: а вдруг у меня нет спины?

Темный подвальный кабак. Саксофон казался буйным. Он кряхтел, выкручиваясь и извиваясь. Пытался вылезти из смирительной рубашки. Не выходило. Тогда он принялся биться в истерике, срываясь в плач, в какие-то судорожные конвульсии. И барабаны подняли страшный шум и тоже бились в падучей. И только контрабас в углу тихо бубнил себе что-то под нос и загадочно хмыкал.

Накурено. Слезились глаза. Чувствовал себя заблудившимся ребенком. Чувствовал себя стариком.

Дома на кухонном столике остались таблетки от бессонницы. В шкафчике над печкой пузырек корвалола. Под кроватью пачка нераспечатанных, покрытых пылью презервативов. Срочно нужна горячая женщина на зиму!