Форсирование Суэцкого канала - [54]

Я задумался об одном из замечаний Брежнева, которые Садек изложил нам в прошлом месяце: «Присутствие советских советников в Египте является международной необходимостью». По моему опыту, Советы ничего не говорят и не делают без причины. Я пришел к выводу, что советская разведка пронюхала о назревавшем решении. Другая загадка для меня была: почему сейчас? Было ли это импульсивным ответом на какое-то изменение советской позиции? Если да, то на какое именно? Или же он принял принципиальное решение уже давно и просто ждал подходящего момента для его осуществления? Если так, кто в Египте и за его пределами знал о решении президента? (В своих мемуарах Садат объясняет свое решение необходимостью незамедлительного ответа на резкий демарш СССР. Но в свете всего, что случилось за прошедшие семь лет, я уверен, что это решение было рассчитанным и согласованным с другими лицами, чью роль Садат все еще тщательно скрывает).

16 июля: решение Садата объявлено в войсках. Оно должно вступить в силу на следующий день.

17 июля: собрались Садек, Окунев и я. Тема: возвращение на родину советского персонала. В Египте находились четыре категории военнослужащих, некоторые из которых были более важны, чем другие. Прежде всего, у нас было 870 советских «советников». Они в буквальном смысле консультировали нас по вопросам тактики, обучения и административным вопросам. Их отъезд большого значения не имел. Во-вторых, у нас было более 100 «экспертов» — технических специалистов, которые обучали наших людей пользоваться новым оружием и техникой, от танков Т-62 до новых приборов ночного видения. Их отъезд до того, как будет закончено обучение, поставит нас в очень трудное положение. Наконец, у нас были «дружественные войска» — две группы войск. Одна включала советские части, обслуживающие вооружения и технику, уже купленные Египтом и находящиеся в нашей собственности. Эти войска включали две бригады истребителей и все еще существенную часть системы ПВО. Другая группа военнослужащих обслуживала технику, которая все еще принадлежала Советскому Союзу: другими словами, советские воинские части по личному составу и вооружениям. Часть этих вооружений мы в тот момент покупали: например, бригаду средств «КВАДРАТ» (ЗРК-6). Но в других частях была техника, которую Советы всегда отказывались нам продать: четыре МиГ-25, средства РЭБ и электронной разведки и создания помех.

Стараясь придерживаться жестких указаний президента, и в то же время пытаясь минимизировать ущерб для наших боевых возможностей, Садек и я предложили Окуневу рассматривать каждую категорию отдельно. Контракты с советниками и экспертами будут расторгнуты немедленно. Дружественные войсковые части, обслуживающие технику, приобретенную Египтом, должны передать ее нашим людям в течение недели. Но те части, где есть советская техника, которую мы не можем ни заменить на другую, ни найти персонал для работы с ней, должны оставаться в Египте, при условии, что теперь они будут находиться под контролем египетского командования.

Весь советский персонал, чей отъезд, согласованный с нами, откладывался до 1 августа, тем не менее, должен был немедленно прекратить работу в Египте.

Это была отчаянная попытка. Окунев был согласен сотрудничать с нами. Он принял все условия, кроме самого важного — что останутся те, кого мы не можем заменить. Он сказал, что у него приказ вывезти всех. Но он обещал передать нашу просьбу и последующий ответ. (Никого не удивило, что ответ был отрицательным).

Оставляя в стороне политику, надо сказать, что организация отъезда русских была утомительным делом. В Египте было почти 8 000 советских военнослужащих, включая советников, экспертов, личный состав полевых частей и их семьи. Общее число служащих советских частей (обслуживающих египетскую и советскую технику) составляло 6 014 человек, включая персонал ВВС, ПВО и частей РЭБ. Мы предложили помощь транспортными средствами, но Окунев сказал, что у него строгий приказ выполнить задачу только собственными средствами.

В течение следующих двух недель на меня сыпались проблемы в виде рапортов и телефонных звонков. Звонили из каждого вида войск, сообщая о новых проблемах или прося указаний. «Русские демонтируют РЛС на авиабазах в Бени-Суэйфе и Бейр Арида. Что делать?». «Русские забирают тонны запчастей из подразделений, в которых передают нам технику. Что делать?». Тем временем звонил Окунев, чтобы сообщить, что пока русские паковали оборудование авиачасти вблизи Асуана, «исчезли» одни из их самых современных ракет класса «воздух-воздух», которых не было у египетских ВВС.

Всем, кто звонил, я внушал одно-единственное правило: русские имеют право забрать все, что является собственностью Советов. У нас остается только то, что оговорено в контрактах с ними. Когда я вспоминаю, что за весь этот ужасный период времени не произошло ни одного серьезного инцидента, меня охватывает гордость, окрашенная грустью, за то, что высшее командование Египта и СССР одинаково стремилось решать вопросы, поставленные горячими молодыми офицерами обеих сторон.

К концу июля морем или по воздуху отбыли только 2 590 военнослужащих из общего числа 7 752 человека. С 28 июля по 11 августа мы приостановили занятия в военном колледже, временно приспособив его под общежитие для тех, кто не мог уехать до крайнего срока 1 августа. Остальные 5162 — а именно, 529 советников и членов их семей и 4 633 военнослужащих дружественных войск — были репатриированы в первой половине августа.